Око за око - Евгений Санин Страница 74

— Есть! — ответил носильщик. — Но в ней останавливаются пергамские купцы, которые очень сердиты на римлян. Если они увидят тебя в гостинице, то у господина могут быть неприятности…

— А в Верхнем городе?

— О! Там живет наша знать, и она очень любит вас, римлян.

— Тогда давай в Верхний город!

Настроение Луция падало с каждым шагом. Только теперь, здесь ему стало ясно, за какое опасное и тяжелое дело он отважился взяться там, в бесконечно далеком теперь Риме… Ему вновь захотелось бросить все на полпути, и снова припомнился полузабытый уже разговор с Титом и бродячим философом… Тени вечно мучающихся Тантала, Сизифа1, данаид снова пугающе замаячили перед ним, хотя он был совершенно трезв.

В пути носильщик неожиданно разговорился. Как вскоре понял Луций, это был бесконечно влюбленный в свой город человек, знавший о Пергаме, казалось, все.

— Сначала эти края были священными землями кабиров! — безостановочно рассказывал он. — Потом здесь появились аркадские переселенцы под предводительством Телефа, сына самого Геракла и Авги! Потом сюда пришел Пергам, сын Пирра со своей матерью Андромахой, основавший на вершине этой горы небольшую крепость. Затем…

— Скажи, — грубо перебил носильщика Луций. — А ты давно видел царя?

— Полтора года назад! — кивнул носильщик и продолжил: — Затем сюда пришел Асклепий из Эпидавра, по–вашему: Эскулап…

— А как его здоровье? — снова перебил пергамца Пропорций.

— Кого?

— Ну, не Эскулапа же!

— Ах да, Аттала! Откуда мне знать? Царь вот уже больше года, как заперся в своем дворце и не выходит оттуда.

— Но что–то же у вас говорят о нем! — заметил Луций. — Например, как долго ожидают разрешения на встречу с ним чужестранцы…

— А им вообще нечего ждать! — пожал плечами носильщик. — Царь никого больше не принимает — ни греков, ни пергамцев, ни вас, римлян! Так что ты не сможешь попасть в его дворец, зато можешь побывать в нашей Публичной библиотеке! А у вас, в Риме, есть библиотеки?

— Д–да… — рассеянно пробормотал озадаченный Луций. — У нас одна захваченная Эмилием Павлом в Македонии библиотека царя Персея чего только стоит!

— А она тоже публичная, как и у нас? — продолжал допытываться носильщик.

— Она?.. — замялся Луций. Ему не хотелось унижать достоинства Рима отсутствием того, что есть в каком–то Пергаме, и он значительно заметил: — Между прочим, в этой библиотеке простым скрибой служит сын македонского царя!

— И в ней тоже работают ученые?

«Вот пристал!» — мысленно ругнулся Луций и, оглядевшись, поспешил перевести тему разговора, а заодно и своих мыслей в другое русло:

— Какая у вас чистота! Я бывал во многих городах и столицах, но нигде не видел таких чистых и ухоженных улиц. Будет теперь что рассказать о Пергаме дома, моим любопытным соседям! — доверительно обратился он к носильщику, стараясь вызвать его на откровенный разговор.

Но реакция носильщика на похвалу оказалась совершенно неожиданной.

— Как?! — изумленно вскричал он. — Господин считает, что Пергам — это всего лишь богатый порт и чистые улицы? А наш алтарь Зевса?! Наши дворцы, храмы?!

Носильщик резко повернул тележку в проулок.

— Стой! Куда?! — попытался остановить его Луций, но пергамец не слышал его.

— Вот — наш гимнасий, термы, городской колодец! — кивая по сторонам, объяснял он. — Это — Верхний рынок, центр всей гражданской жизни Пергама. А это — библиотека! В ней двести тысяч свитков! Разве она хуже Александрийской, которую незаслуженно причисляют к одному из семи чудес света?!

— Сумасшедший город! Сумасшедшие люди!.. — бормотал Пропорций, с трудом поспевая за носильщиком и бросая беглые взгляды на красивый мраморный портал над городским колодцем, огромное здание библиотеки, скалы, угрюмо нависшие над Верхним рынком.

Внезапно глаза его оживились: Луций заметил на возвышении дома знати. Один из них вполне отвечал его будущему положению сенатора.

— А ну поворачивай вон к тому дому! — приказал он. — Я попрошу его хозяина взять меня на постой!

— Ты можешь даже не мечтать договориться с ним! — усмехнулся носильщик.

— Что ты можешь понимать в делах достойных людей! — возмутился Луций. — И в твоем Пергаме любят золото!

— Он не примет от тебя даже все золото Рима!

— Тогда я одарю его своей дружбой!

— Дружить с ним — опасное дело! Однажды он пригласил на пир всех своих друзей и советчиков и велел охране перестрелять их из луков!

— Кто же он? Городской судья?

— Бери выше!

— Ближайший друг царя?

Носильщик оглянулся и весело оскалил зубы:

— Еще выше! Это — сам царь!

— Не может быть… — пробормотал Луций, оглядывая дом. — И здесь живет ваш Аттал?!

Он невольно вспомнил, как знакомый египетский купец водил его по дворцу Птолемея в Александрии. Это был действительно царский дворец, в котором не побрезговали бы жить даже боги! Это был целый город: гигантский роскошный дворец с просторными залами для торжественных приемов и бесчисленными рядами комнат для придворных и сановников, побочных жен царя, евнухов, любимых мальчиков фараона; великое множество слуг окружали десятки зданий, разместившихся вокруг дворца.

И все равно Птолемей был недоволен и требовал надстроить дворец…

— А вот и алтарь Зевса! — торжественно сообщил носильщик, выкатывая тележку на просторную площадь.

Луций нехотя проследовал за ним и ахнул, так же, как и часом назад, в пергамской гавани. Но теперь все эти корабли с гербами и значками казались песчинками по сравнению с тем, что открывалось его глазам.

Небольшие статуи и колонна с носами захваченных в морских битвах кораблей были не в счет. Огромный, но несмотря на это удивительно легкий, почти невесомый мраморный квадрат с вдавленной серединой, заполненной стремящимися к жертвеннику ступенями, высился перед ним. Ионические колонны, образующие порталы… легкокрылые площадки… и снова — ступени, ступени…

Всю северную сторону двора занимали многочисленные статуи из бронзы и мрамора, каждая из которых была столь великолепна и знаменита, что удостоила бы чести как афинский Парфенон, так и римский Форум.

Но Луций даже не взглянул на них — так захватили его внимание фризы с изображением смертельной битвы богов и гигантов.

Они выступали отовсюду — из углов, карнизов, и были так могучи, что им уже не хватало отведенного волей архитекторов пространства, в ход шли море, земля, небо… Обрушивающий молнии на восставших гигантов Зевс, казалось, достает взметнувшейся рукой до самого солнца.

Афина, как и ее отец, повернутая к Луцию лицом, порывистым движением указывала на горную вершину, где хорошо было видно ее святилище. За грозной фигурой Посейдона переливалось всеми красками море.