Город прокаженного короля - Эмилио Сальгари Страница 7

— Что это такое? — осведомился европеец у своих спутников.

— Затон для разведения крокодилов! — ответил Лакон-Тай. И потом добавил: — Если я только не ошибаюсь — нам представится, пожалуй, возможность присутствовать при интересной сцене. Обладатели затона собираются покончить с парочкою своих питомцев!

— Убить гавиалов? Но зачем?

— Очень просто! Вы же, европейцы, создали большой спрос на крокодилью кожу, и теперь редкое судно, уходящее из Бангкока, не увозит с собою тонны-другой кож крокодила. Но, кроме того, в самом Бангкоке найдётся немало любителей, предпочитающих мясо крокодила любому другому. И в самом деле, если животное не старо, то куски мяса, вырезанные из хвоста и груди, могут показаться кое-кому настоящим лакомством. Ради этого бедняки, прибрежные обыватели, часто рискуют собственною шкурою, охотясь на гавиалов.

— Надеюсь, — засмеялся Роберто Галэно, — что, по крайней мере, крокодилы не объявлены императорскою собственностью и охота на них не воспрещена законами Сиама?

— Да, покуда… покуда талапоины не обратили своего благосклонного внимания и не объявили и крокодила священным животным! — с чувством явной горечи ответил старый вождь, пожимая плечами.

Видя приближение большого бэлона с каютами, на крыше которого громоздился причудливый вызолоченный шпиль, знак того, что судно принадлежит какому-нибудь высокопоставленному лицу, обитатели оригинального крокодильего садка вышли из своих воздушных хижин. Как только бэлон причалил к отмели у берега, навстречу к прибывшим посетителям вышел тучный старик, отрекомендовавшийся старшиною поселения и управителем садка, принадлежавшего какому-то негоцианту из Бангкока. Лакон-Тай изъявил желание посмотреть, как производится ловля гавиалов, — и старшина поспешил отдать соответствующее приказание своим ловцам.

В сущности, процедура ловли оказалась очень незамысловатою: молодой мускулистый парень с бронзовою кожею и довольно правильными чертами лица уселся в какую-то клетку или корзинку, подвешенную к блоку. В руках у него была крепкая верёвка, заканчивавшаяся подвижною петлёю, как у лассо или аркана, а за поясом торчал остро отточенный тяжёлый квадратный нож или короткий меч.

Под крик этого смельчака: «а-ох, а-ох-о-ох» — другие ловцы стали как будто спускать клетку в воду затона, где крокодилы буквально кишели. Не прошло и минуты, как около готовой окунуться в воду клетки уже собралось множество гавиалов, по-видимому, предполагавших, что в клетке находится осуждённая на гибель жертва…

Отвратительные животные до половины тела выскакивали из мутной воды с широко разинутыми пастями, дрались, громоздясь друг на друга, рассыпая вокруг жестокие удары могучими хвостами.

Оборвись верёвка, на которой висела клетка, — и, нет никакого сомнения — смелого арканщика разорвали бы во мгновение ока на клочки… Но он знал мастерски своё дело: мелькнула в воздухе петля аркана, послышался гортанный крик «ха-о-хо!» — и в то же мгновенье другие ловцы стали тянуть к берегу конец аркана. Огромный гавиал, толстую бревнообразную шею которого охватила петля, оказался словно выдернутым из воды и поднятым на воздух, так как канат был перекинут через толстый сук могучего дерева. Подвешенный гавиал, ошеломлённый воздушным путешествием, сначала замер, но потом принялся с такою яростью извиваться и биться, колотя по стволу дерева могучим хвостом, что звуки, напоминающие выстрелы, разносились далеко вокруг. При этом гавиал, уже полузадушенный, издавал странное рычание, напоминающее грохот барабана. Затихнув на несколько минут, животное, словно собравшись с силами, снова принималось бешено извиваться и колотить хвостом по стволу дерева-виселицы, но пароксизмы ярости с каждым разом становились короче и короче. И вот, наконец, огромное веретенообразное туловище повисло безжизненно. Тогда какой-то смельчак подскочил к висящему гавиалу и мастерским ударом распорол его беловатое брюхо. Внутренности вывалились на землю дымящимся кровавым клубком. И в то же мгновенье гавиал снова заметался неистово, грозя оборвать душащую его верёвку. Но этот пароксизм был короток: животное истекало кровью. Ещё пять минут — и тело гавиала было изрублено на куски…

Лакон-Тай наградил смелых ловцов пригоршнею мелкой медной монеты и подал знак к отправлению в путь.

Перед вечером этого дня бэлон Лакон-Тая, быстро подвигаемый вперёд могучими ударами вёсел, стал приближаться к тому месту реки, где густые леса низовой дельты уступили место подходившим к самому берегу с обеих сторон нивам, пажитям и садам, прерываемым довольно людными посёлками. Во всём сказывалась близость города Айутиэх, прежней столицы Сиама: по реке и по отходящим от неё в глубь страны бесчисленным каналам двигались сотни барок и лодок всех сортов и размеров, причём некоторые своими стройными лёгкими формами напоминали молодому итальянцу боевые галеры Древнего Рима, другие — грузовые барки, столь обычные на европейских реках.

Вот показалось на берегу грузное здание с удивительно лёгким, уходящим ввысь шпилем причудливой формы, словно полсотни отдельных мал мала меньше пагод с кривыми крышами насажены одна на другую. Шпиль заканчивался статуей Будды, и его же изображение во множестве украшало крыши главного здания.

— Святилище Соммон-Кодома! — пояснил спутникам Лакон-Тай, не в первый раз плававший у этих берегов. И потом, обернувшись к итальянцу, принялся рассказывать о существовавшем в Сиаме вплоть до дней царствования Пра-Барда Сомдецы кровавом обычае «укреплять» каждую новую постройку храма, дворца или крепости путём человеческих жертвоприношений.

— Я сам лишь чудом или, правильнее, благодаря быстроте ног спасся от ужасной смерти! — говорил старый вождь. — По обычаю, тщательно поддерживаемому талапоинами, приступая к постройке какого-нибудь храма, распорядители в одну ночь выходят на назначенное место и хватают первых трёх проходящих мимо, будь то ребёнок или старик, женщина или мужчина, богатый или вельможа или последний бедняк, пария. Жертву приводят к вырытому рву, готовому для кладки фундамента, перерезают горло и носят истекающий кровью труп по рву, покуда ею не будет окроплено известное пространство. Потом безжизненное тело бросают в яму в углу постройки и начинают кладку фундамента. В других частях Сиама раньше зарывали, кроме того, по нескольку человек живых пленников. Всё это делается в предположении, что души жертв будут сторожить сооружённые на костях здания и придавать сверхъестественную крепость стенам…

— Какое варварство! — невольно воскликнул Роберто Галэно содрогаясь.

— Таков Сиам! — задумчиво отозвалась Лэна-Пра.

Ещё через час, когда близились уже сумерки, бэлон должен был войти в боковой канал, и Лакон-Тай предупредил управлявшего баркою Фэнга, чтобы тот соблюдал возможную осторожность, так как канал должен быть переполнен разного рода судами.

И в самом деле, бэлону скоро пришлось буквально проталкиваться, лавируя среди множества лодок и барок. Казалось, на воде здесь вырос целый город, так много разнообразнейших судов было тут. На большинстве барок зажжены были огни. Тут горели висячие бумажные фонари, какие китайцы употребляют при своих празднествах, там пылали разложенные на очагах маленькие костры, наполняя воздух клубами смолистого дыма. Здесь кто-то пел гортанным голосом, в другом месте плакал ребёнок, в третьем глухо ворчал высокий барабан, а рядом с лодками, откуда неслись эти звуки, два дюжих рыбака переругивались на расстоянии, осыпая друг друга замысловатыми проклятиями и страшными угрозами: