Последний тайник - Фернандо Гамбоа Страница 7

— А очень просто, — ответил я, забавляясь замешательством профессора, — с помощью карандаша и бумаги. — После этого я достал из своей сумки листок бумаги и протянул его профессору. На этом листке, полностью закрашенном обычным карандашом, были отчетливо видны два слова на латыни.

— Ты что, меня разыгрываешь? — перешел на шепот профессор, впившись глазами в листок.

— Вовсе нет, проф. Я сделал эту копию с надписи сегодня утром, однако я не понимаю, что означают эти два слова. Вы же знаете, что я не силен в латыни.

Профессор Кастильо заерзал на стуле, а затем посмотрел на меня поверх своих очков. Его взгляд показался мне слишком уж пристальным.

— Улисс, ты можешь мне поклясться, что это все не шутка?

Теперь уже я уставился на профессора, удивляясь его недоверчивости. По лбу Кастильо медленно стекала капелька пота, а его губы слегка подрагивали. Я еще никогда не видел его таким взволнованным.

— Улисс, на этом колоколе написано «MILITES TEMPLI» ^[5].

— Ну и что?

— Но ведь это невозможно!

— Как это невозможно, если на нем четко написаны именно эти слова?

— А ты уверен, что нашел его на коралловом рифе у берегов Гондураса?

— Ну конечно! — Меня уже начали раздражать сомнения профессора. — Доказательство лежит прямо перед вами, не так ли? — нервно спросил я, указывая обеими руками на колокол. — На нем до сих пор еще видны остатки коралла!

— Неужели ты не понимаешь, что это значит, Улисс?

— Нет, не понимаю. А еще мне непонятен ваш скептицизм. В тех местах когда-то очень давно затонуло судно, и я нашел его колокол. Там, на дне Карибского моря, лежат десятки затонувших кораблей. Вполне вероятно, что в том месте на дне можно найти гораздо более ценные предметы, и если я первый их обнаружу, то мне, пожалуй, удастся наконец распрощаться со своей бедностью.

— Улисс, дело не только в этом. Ты, я думаю, натолкнулся на нечто гораздо более важное и, возможно, сделал одно из самых значительных открытий в истории.

Слова профессора заставили меня надолго замолчать.

— Что вы имеете в виду, проф? — после паузы спросил я.

— А то, что «MILITES TEMPLI» являлось простонародным наименованием ордена бедных рыцарей Христа. Этот орден называли также орденом Храма Соломона, однако наиболее широко он известен как орден тамплиеров.

— Тогда получается, что затонувшее судно принадлежало тамплиерам. Ну и что из этого?

— То есть как это «что из этого»?! — возмущенно воскликнул профессор. — Ты что, совсем не разбираешься в истории?

— Я прекрасно знаю, кто такие тамплиеры! — насупившись, обиженно произнес я. — Однако мне непонятно, что невероятного может быть в том, что тамплиеры являлись хозяевами этого затонувшего судна.

— Невероятность заключается не в том, кто, а в том, когда. Тут я совершенно растерялся и, ничегошеньки не понимая, молча уставился на профессора.

— Улисс, орден Храма был создан в 1118 году с целью защиты паломников, прибывающих в Святую землю, и…

— Простите, а нельзя ли короче?.. — перебил я профессора, подняв, словно студент на лекции, руку.

Профессор Кастильо, недовольный тем, что его перебили, несколько секунд молчал, хлопая ресницами.

— Ну что ж, можно и короче, — наконец сказал он. — Орден Храма накопил такие богатства и приобрел такую огромную власть, что французский король Филипп IV и Папа Римский Климент V стали завидовать ему и сговорились отобрать у ордена Храма все имеющееся у него имущество. Они выдвинули против тамплиеров абсурдные обвинения в святотатстве, в результате чего все члены ордена подверглись преследованиям. Многих из них бросили в тюрьму, многих — убили. В общем, в сентябре 1307 года, — продолжал профессор, выделяя голосом произносимую им цифру, — в результате быстрых и жестоких действий врагов орден прекратил свое существование. А в 1312 году король заставил Папу Климента V официально распустить Орден рыцарей Храма, являвшийся самой крупной и самой могущественной организацией в период средневековья, в результате чего тот навсегда канул в Лету.

Профессор произнес свою последнюю фразу как эпитафию. Взглянув на меня и увидев, что его слова не произвели ожидаемого эффекта, он нахмурился.

— Улисс, ты меня удивляешь! Неужели тебе по-прежнему ничего не понятно? — воскликнул он, воздев руки. — Ты что, не помнишь, в каком году была открыта Америка?

— Конечно, помню! — сердито буркнул я. — Двенадцатого октября тысяча четыреста девяносто… Вот черт! Этого не может быть!