На край света - Владимир Кедров Страница 7

Стадухин пытливо разглядывал гостей проницательными глазами и улыбался. Гости поставили порожние чарки на деревянный резной поднос, что был в руках у Настасьи, поклонились ей в пояс. Красивая хозяйка скрылась за дверью. Василий Бугор переглянулся с Редкиным и повернулся к Стадухину.

— Слышь, Михайла, — сказал он, — нынче поутру торговые да промышленные люди из Нижне-Колымского прибыли.

— Слыхал, что прибыли, — отозвался Стадухин, вопросительно глядя на Бугра.

— Сказывают, Семен Дежнев с торговым человеком Федотом Поповым кочи ладят: думают бежать по морю [30]Погычу-реку проведывать [31].

Бугор с Редкиным наклонились вперед и, вытянув шеи, впились глазами в Стадухина. Тот опешил.

— Как! Дежнев? — воскликнул он, переводя глаза с Бугра на Редкина.

— То прошлой осенью они сбили товарищество. Может быть, уж и отбыли на Погычу-реку, — пояснил Редкин.

Глаза Стадухина сверкнули, и лицо покраснело. Стадухин вскочил.

— Дежнев! — вскричал он. — Да кто же он, чтобы ему на это дело идти? Не под моей ли рукой он на Оймекон да на Индигирку ходил? Теперь он хочет у меня из-под рук вырвать Погычу-реку? Я! Я первый сведал о Погыче-реке! Кому, как не мне, идти ее проведывать!

Бугор хитро прищурил глаз, склонил голову набок и, ухватив свою бороду всей пятерней, промолвил:

— Ну, первый ли ты сведал о Погыче-реке али нет, об этом с тобой спорит Иван Родионов Ерастов. Намедни он сказывал, что уж пять лет тому было, как он от юкагира князца Порочи о Погыче-реке сведал.

— Прошлый год Ерастов, сам знаешь, подал воеводе челобитную, — примирительным тоном прибавил Редкин. — Просил отпустить его с нами на Погычу.

— Знаю я про Ерастову челобитную, — Стадухин презрительно махнул рукой. — Если бы воевода Головин в позапрошлом году, как вернулся я с Колымы, не польстился на мои соболишки да не посадил бы меня в тюрьму, глядишь, я еще в позапрошлом году ушел бы на Погычу.

— Знаем мы, Михайла, твои обиды. Не одному тебе пришлось терпеть от окаянного Головина. По твоей спине хоть батогом не важивали.

— А у иных казачков, — вставил Редкий, — не успели спины после головинских батогов зажить, как воевода Пушкин их наново исполосовал.

— Нынче же дело вот какое, — Бугор наклонился к Стадухину и понизил голос, — казачкам невмоготу жить в Якутском остроге. Воевода-то ведь и половины жалованья не отдал. Жить нечем. Одолжаемся неоплатными долгами. Казачки домами не устроены. Живем по пять да по десять душ в избе.

— Да и что нас к Якутскому острогу привязывает! — воскликнул Редкий. — Люди мы, большинство, — холостые. Что нам здесь сидеть, воеводиных батогов ждать?

— Хотят казачки служить государеву службу на новых дальних реках. Хотят идти новые реки проведывать. А к тебе, Михайла, мы пришли вот с чем: не сходишь ли ты к воеводе Пушкину да не ударишь ли ему челом, чтобы отпустил он тебя с нами на дальнюю службишку проведывать новую реку Погычу?

— Смекаем, Михайла, — поддержал товарища Ред-кин, — что воевода тебя скорее, чем нас, послушает. Уважает он тебя за достаток да за богатых родников. Ну и посул ты ему немалый дал…

Редкин и Бугор ждали ответа. Стадухин молчал, нахмурясь и сжав губы.

— Какой же ответ передать казачкам, Михайла? — осторожно спросил Бугор, потирая подбородок.

Стадухин поднял голову и медленно заговорил глухим голосом:

— Сам бы рад идти на новые реки. Но не пойду я бить челом воеводе… А потому не пойду, что и двух месяцев не прошло, как просил я его об отпуске на Погычу-реку. Отказал мне воевода. Вдругоряд негоже мне ему кланяться.

Василий Бугор и Редкин переглянулись.

— Вот оно что! — протянул Бугор. — Может быть, твой посул показался ему малым?..

Гости встали, разводя руками, и взялись за шапки. Ушли. Стадухин долго сидел, крепко задумавшись и сдвинув брови…

Стадухин не мог примириться с мыслью, что до сих пор ему не удалось проведать новую реку, руководя отрядом. А он ли не знатный землепроходец?!

На Вилюй-реку Стадухин ходил рядовым. Шесть лет тому назад ему удалось, наконец, стать начальником отряда, но его стали преследовать неудачи. На Оймеконе-реке он нашел служилых и промышленных людей. Выслав Андрея Горелого в разведку на юг, на реку Ламу (Охоту), Стадухин узнал, что у ее устья уже стоит отряд Ивана Москвитина. Там делать было нечего. Это было обидно.

Стадухин резко повернул к северу, прошел всю Индигирку, Студеным морем дошел до Алазеи. Там уж был Дмитрий Ярило! Каких трудов стоило Стадухину с помощью Дежнева уговорить Ярилу объединить отряды под его, Стадухина, рукой! Ему удалось это.

Торжествуя, вернулся он в Якутский острог, открыв реку Колыму. Так нет же! Ярило был старше Стадухина. Ему воевода приписал всю честь. Его, Ярилу, он назначил на Колыме приказным, а Стадухина обошел, будто ничего он и не сделал.

Да взять хотя бы Ваську Бугра, только что приходившего к Стадухину с просьбой. Он прославился еще девятнадцать лет назад! Это он был тем енисейским казаком, кто первым открыл Лену-реку.

Прошлую зиму весь Якутский острог только и говорил, что о подвигах письменного головы Василия Пояркова. Проведал он новую захребетную реку Амур.

За такими людьми стало не видно Михайлы Стадухина.

А теперь, что ты скажешь! Была надежда у Стадухина догнать Реброва, Москвитина и Пояркова, проведав Погычу-реку, о которой только слух был. Опять — неудача. Прошлый год Ерастов выскочил со своей челобитной. Теперь, того и гляди, Дежнев раньше его будет на Погыче! А ему, Стадухину, так и придется, видно, в хвосте тащиться…

Настасья, с трепетом наблюдавшая за мужем сквозь замочную скважину, видела, как он долго сидел и сдвинув брови глядел в угол. Вдруг он с размаху ударил кулаком по столу. Настасья, вздрогнув, отпрянула от двери.