Красный сфинкс - Александр Дюма Страница 7

— Позавчера?

— Да, позавчера.

— В одиннадцать часов вечера?

— Откуда ты это знаешь?

— Я это знаю, знаю. Как знаю и то, что госпожа де Можирон вовсе не любовница графа де Море.

— Ты ошибаешься, говорю тебе.

— Ладно, продолжай.

— Я был настойчив. Она мне сказала, что я могу прийти, и что она будет одна. Я оттолкнул лакея, подошел к двери ее спальни и в этой спальне услышал голос мужчины!

— Я не отрицаю, что ты услышал голос мужчины. Я только говорю, что это не был голос графа де Море.

— Слушай, ты меня просто изводишь.

— Ты его видел?

— Да, я его видел.

— Каким образом?

— Я спрятался под аркой ворот особняка Ледигьер, он как раз напротив дома госпожи де Можирон.

— И?..

— И видел, как он вышел. Видел, как тебя вижу.

— Только вышел он не от госпожи де Можирон. Он вышел от госпожи дё ла Монтань.

— Но тогда, — вскричал Пизани, — но тогда кто же был мужчина, чей голос я слышал у госпожи де Можирон?

— Ба, маркиз, будьте философом!

— Философом?!

— Да, о чем здесь так беспокоиться?

— То есть как это о чем? Я беспокоюсь о том, чтобы его убить, если только он не сын Франции.

— Чтобы его убить, вот как, — произнес Сукарьер таким тоном, что маркиза захлестнула волна странных подозрений.

— Разумеется, — ответил он, — чтобы его убить.

— Причем именно так, у всех на глазах, без предупреждения, — продолжал Сукарьер все более насмешливо.

— Да, да, да, тысячу раз да!

— Ну что ж, — сказал Сукарьер, — убей меня, дорогой маркиз, ибо этот мужчина был я.

— Ах, негодяй! — закричал Пизани, скрежеща зубами и выхватывая шпагу. — Защищайся!

— Об этом можешь меня не просить, милый маркиз, — сказал Сукарьер, отскочив назад и встав со шпагой в руке в позицию ангард.

— Я к твоим услугам! И вот, несмотря на крики Вуатюра, несмотря на изумление Бранкаса, ничего не понимавшего в происходящем, между маркизом Пизани и сеньором де Сукарьером начался яростный бой, тем более страшный, что вокруг не было другого освещения, кроме полускрытой за облаками луны; бой, где каждый — и из самолюбия, и из самосохранения — проявил все свое искусство в фехтовании. Сукарьер, отличавшийся во всех физических упражнениях, был явно более сильным и ловким. Но длинные ноги Пизани, его манера делать выпады всем телом давали ему немалое преимущество из-за неожиданности атак и дальности отскоков. Наконец, секунд через двадцать, маркиз Пизани издал крик, с трудом прорвавшийся сквозь стиснутые зубы, опустил руку, вновь поднял ее, но тут же выронил шпагу, не в силах держать ее, прислонился к стене и со вздохом осел на землю.

— Право же, — сказал Сукарьер, опуская шпагу, — вы свидетели, что он сам этого хотел.

— Увы, да, — отвечали Бранкас и Вуатюр.

— И вы засвидетельствуете, что все произошло согласно правилам чести?

— Засвидетельствуем.

— Ну что ж! Теперь, поскольку я хочу не смерти, а исцеления грешника, отнесите господина Пизани к госпоже его матушке и сходите за Буваром, хирургом короля.

— Да, в самом деле, это лучшее, что мы можем сделать. Помогите мне, Бранкас. К счастью, до особняка Рамбуйе всего шагов пятьдесят.

— Ах, какая жалость! — сказал Бранкас.

— Прогулка так хорошо началась. И пока Бранкас с Вуатюром как можно осторожнее несли маркиза Пизани к его матери, Сукарьер исчез на углу Крапивной улицы и улицы Фруаманто со словами:

— Проклятые горбуны! Не знаю, что их так бесит во мне. Это уже третий, которого я должен был проткнуть насквозь шпагой, чтобы от него избавиться.