Вельяминовы. Время бури. Книга третья - Нелли Шульман Страница 68

– Она в деревне… – удивился Питер. Юджиния кивнула:

– В деревне. Но все равно, так безопасней. Мишель звонил в Аяччо, в префектуру. Он даже не знает, где находится вилла, что Теодор строит. Вице-президент компании Ситроен, заказавший здание, сейчас в Америке. Мишель пытается его найти. Мне тоже туда никак не поехать… – Чемберлен сформировал новый, военный кабинет. Парламент заседал, чуть ли ни круглосуточно.

– Еще чего не хватало, – буркнул Питер, наливая матери вина:

– Немецкие подводные лодки и самолеты шныряют в проливе. Расстреливают мирные суда… – в первый вечер, после объявления войны, в Ирландском море торпедировали пассажирский лайнер «Атения». Корабль шел из Ливерпуля в Монреаль. Движение по трассе было оживленным, пассажиров спасли, но на следующий день три британских торговых корабля потопили в Бискайском заливе. Одним из первых распоряжений Черчилля стал приказ об обязательном конвоировании, мирных судов. Джон знал, что военных кораблей отчаянно не хватало.

Питер вернулся к работе. Джон вспомнил разговор, с дядей Джованни:

– Если надо научиться обращаться с радиопередатчиком, – отрезал мужчина, – я это сделаю. Ты понял меня, до Рождества я должен оказаться в Блетчли-парке. Видишь, – он похлопал по костылю, – я не прошу послать меня на континент, но я хочу быть полезным и буду. Отправлю коллекции на запад, в Уэльс, и присоединюсь к Лауре… – он ловко поднялся: «Пошли в библиотеку. Я отберу наиболее ценные издания. Надо упаковывать книги и спускать в подвалы».

После похорон, Питер ехал на север, в Ньюкасл. Стали для военных верфей и бензина для самолетов требовалось много. Он считал, иногда записывая что-то в блокнот. Джон думал, что прибалтийским странам, судя по всему, недолго осталось:

– Сталин их приберет к рукам, а Гитлер не вмешается. Надо, чтобы Аарон не торчал в Литве, а уехал куда-то еще. Он американец. США, пока что, нейтральная страна. Например, в Швецию, где Наримуне подвизается. Давно мы с ним не встречались, с Кембриджа… – Джон вспомнил вечеринку, где Лаура играла Шопена, темные, мягкие, с золотистыми искорками волосы девушки:

– Эстер меня не любит, и никогда не полюбит. Она профессора Кардозо помнит… – Джон, невольно, покраснел. Эстер, напрямую, не говорила подобных вещей, но Джон, все время, чувствовал, что женщина сравнивает его с бывшим мужем. Джон боялся, что сравнение окажется не в его пользу:

– Поеду в Венло, и объяснюсь, – решил он, – раз и навсегда. Незачем рисковать, сидеть в Голландии. Гитлера мы разобьем, но все равно, Эстер слишком близко к фронту. И она, и дети. Мальчиков можно в Мон-Сен-Мартен отправить. Дядя Виллем и тетя Тереза обрадуются. Но Эстер никогда на такое не пойдет… – Джон покачал головой:

– Она никогда не оставит детей, не уедет в Англию. И ее бывший муж, еще в Маньчжурии. Даже если он вернется в Европу, он не даст согласия на вывоз детей. Тем более не даст, если мы с Эстер поженимся… – Джон, иногда, мечтал о браке, но обрывал себя: «Никогда подобного не случится».

Пошарив на столе, Питер щелкнул зажигалкой:

– Значит, теперь Тони может оформить паспорт Уильяму только с твоего согласия?

Он откинулся в кресле, выпустив сизый дым, помешивая серебряной ложечкой в чашке. Джон, кисло, отозвался:

– Учитывая, как бы это сказать, недавнее прошлое, папа, видимо, посчитал, что так надежней. Да и куда ей ездить, война на дворе… – Питер выровнял стопу бумаг:

– Не будь к ней слишком строг, Джон. Она талантливый человек, автор книги. Писатели не похожи на простых смертных. Тем более, – мужчина усмехнулся, – нам по двадцать четыре, мы взрослые люди. Тони молодая девушка. В молодости все совершают ошибки. Например, фашизмом увлекаются… – он подмигнул Джону:

– Молодцы, что Мосли, и Диану арестовали. Юнити, я смотрю, решила в Германии остаться. Скатертью дорога, – почти весело сказал Питер. В первый день войны Мосли и Диану препроводили в тюрьму Холлоуэй, по новому приказу, отменяющему принцип habeas corpus для тех, кто разделял фашистские взгляды.

– Именно, – Джон соскочил с подоконника:

– Твоя мама и сэр Уинстон у машины. И дядя Джованни вышел. Ты, мой дорогой, свое отсидел… – он потрепал кузена по плечу:

– Спасибо, что остаешься здесь. Тони сейчас не надо быть одной… – Питер, через два дня, уезжал из Банбери в Ньюкасл. Он отказался от личного вагона и самолета «К и К». Питер заметил:

– Не надо зря тратить уголь и бензин, они нужны стране. Я прекрасно доеду третьим классом… – они спускались по каменной лестнице, среди доспехов Холландов, и знамен с гербами, среди портретов предков Джона. Герцог остановился:

– Наверное, придется вводить карточки, – внезапно сказал он, – немцы нас могут запереть с моря, в блокаде. Поставки из колоний будут нерегулярными… – он провел рукой по светлым волосам:

– Ладно, все потом. Японцы подпишут мирное соглашение со Сталиным. Они повернут на юг, на Гонконг, Сингапур, Бирму… – вслух он ничего говорить не стал.

Питер взглянул на портрет леди Джозефины Холланд, в будущем госпожи Мендес де Кардозо, позапрошлого века. Прозрачные, светло-голубые глаза смотрели прямо и твердо. Девушка, в мужском камзоле и бриджах, при шпаге, стояла, откинув голову назад:

– Она на Святой Елене погибла, – вспомнил Питер, – в буре, с братом. Надо с Ганновер-сквер картины увезти, хотя бы в Мейденхед… – когда из Италии пришли вести о смерти Констанцы, майор Кроу, наотрез, отказался добавлять имя сестры к памятнику погибшим на морях.

– Как бы ни пришлось еще и памятник погибшим в воздухе ставить… – мрачно подумал Питер:

– Что мне Джон говорил? Берри, в Плимуте, вещи авиаторов собирает, для будущего музея. Лондонские галереи на запад вывозят. Мишель, наверное, тоже коллекции Лувра в безопасное место отправил. Никто не пустит Гитлера в Париж, – твердо сказал себе Питер. Он сбежал по лестнице во двор, вслед за кузеном, вспоминая упрямые, голубые глаза девушки с картины. Они были похожи на глаза той, что сейчас, как он знал, укладывала в детской сына. Питер заставил себя не думать о ее белокурых волосах, о длинных ногах, в американских джинсах. Он помахал матери, сидевшей за рулем: «Вот и мы!»