Корсар. Крест и клинок - Тим Северин Страница 67

Гектор подошел к стойлу. Он оказался лицом к лицу с красивым жеребцом, который, высоко подняв голову, уставился на него умными блестящими глазами. Это было создание крепко сложенное, с мощной грудью и коротким крупом, со стройными ногами и аккуратными маленькими копытами. Каждая линия его тела говорила о резвости и выносливости. Но что действительно обращало на себя внимание, так это шкура лошади. Она была начищена до блеска. Основной цвет — бледно-серый, а по нему рассыпаны во множестве маленькие черные пятна. Это была та самая лошадь, на которой скакал Мулай Исмаил, когда участвовал в фантазии.

* * *

— Я мог бы избавить вас от посещения конюшен, — заметил Бурдон, когда они вернулись в оружейную Шона Алллена и рассказали о своем походе. — Лошадь в пятнах называется по-французски «тисон». Я это знаю потому, что когда-то работал в трактире на окраине Парижа. Я был всего лишь юнец и самый последний из последних, так что на мою долю доставалось чистить камины и очаги. Иногда мне приходилось взбираться аж до середины трубы, чтобы ее вычистить. А у одного из местных аристократов, виконта, была собака такой же пятнистой масти, и ее научили бежать рядом с каретой, когда виконт выезжал из своего замка. Просто ради похвальбы, потому как на эту собаку все глазели — она была белая и в черных пятнах. Иногда виконт останавливался в нашем трактире подкрепиться, и, помню, одному из слуг очень нравилась эта собака. Он все гладил ее и таскал для нее лакомые кусочки. Да придумал ей собственное имя, от себя то есть. Он называл ее Тисон и говорил, что ее хозяин должен заиметь лошадь масти тисон под пару этой собаке. А иногда он ради шутки и меня кликал Тисоном, мол, у меня кожа горожанина, белая, как мука, и замарана сажей и копотью.

В этот миг дверь в кабинет Аллана распахнулась, и в комнату ворвался друг Диаса, Роберто. На лице его было написано ликование.

— Его поймали! — объявил он. — Поймали того громилу, похожего на обезьяну, который сбежал от нас. Я только что услышал.

— Якуп, да? Начальник гребцов, чтоб ему гнить в аду, — сказал Бурдон, когда Гектор перевел ему новость, принесенную испанцем. — Это надо бы отметить. А ты, испанец, рассказывай, только не тараторь, чтобы Гектор успевал пересказывать.

Роберто сел на скамью и с радостью повел рассказ.

— Видно, прятался он, прятался, да только до поры до времени, пока его не заметили местные, когда он прокрался в деревню, чтобы украсть съестного. Тогда он пришиб одного из деревенских чуть не до смерти. А потом, видно, заплутал и начал ходить по кругу. И так уж ему повезло, что вышел он на ту дорогу, по которой Мулай Исмаил со своими как раз возвращались в город. Черным стражам удалось скрутить его и привести к Мулаю. Надо полагать, император был в дурном настроении. Когда пленника поставили перед ним, настроение у него совсем испортилось. Мулай пришел в такую ярость при виде креста на лбу начальника гребцов, что приказал Черным стражам бросить пленника в ближайшее ущелье, а если тот попытается выбраться, сталкивать его обратно копьями. Потом Мулай обратился к своему сыну, к этому сорвиголове Ахмаду, которого прозвали «золотым», и сказал, что стрелок он, мол, еще никакой и что надо бы ему опробовать свой новый мушкет.

— Ну, об этом мушкете мне известно, — вмешался в рассказ оружейник. — Я сам велел приспособить пару ружей наособицу как раз для этого мальчишки. Ему всего-то лет десять, хотя для своих лет он слишком длинный и тощий. Дан обрезал стволы по размеру и приладил новейшие замки.

— Дан хорошо поработал — эти мушкеты ни разу не дали осечки. Юный Ахмад встал на краю ущелья и сверху палил в пленника, а тот ползал среди камней и кустов, пытаясь увернуться. Пули визжали, отскакивая от камней. Сам Мулай стоял рядом и смотрел. Он то ругался, то давал советы и науськивал сынка. Когда один из Черных стражей, который должен был перезаряжать мушкеты, замешкался, Мулай выхватил меч и отсек тому пальцы. Наконец юному Ахмаду удалось угодить в начальника гребцов, только тот умудрился снова встать на ноги. Потребовалось еще три выстрела, чтобы уложить его навсегда. Тогда Мулай приказал содрать с него кожу и прибить ее к городским воротам, чтобы другим неповадно было бегать.

— Подходящий конец для этого ублюдка, — заметил Бурдон. — Давайте-ка выпьем за то, чтобы все начальники гребцов были прокляты во веки веков. А когда они прибудут в ад, чтобы их приковали к раскаленным докрасна скамьям и веслам, да чтоб лупили их кнутами из бычьих удов, в рассоле вымоченных, да чтоб лопались их геморрои в задницах при ударах о гребную скамью.

Гектор заметил, что Карп тоже внимательно слушает, его взгляд переходил с одного говорящего на другого. Теперь, когда Пьекур и начальник гребцов оба были мертвы, можно, пожалуй, считать, что шевалье дешево отделался, и Гектор вспомнил едкое замечание Шабрийана, что повешение было бы слишком легкой смертью для болгарина.

— Карп, я должен кое о чем спросить шевалье, — сказал он. — Я хочу просить дозволения посетить его в камере. Хочешь пойти со мной?

Карп загоготал и яростно замотал головой. Гектору показалось странным, что выглядел он при этом не рассерженным, а пристыженным.

* * *

Темница, где сидел шевалье Адриен Шабрийан, располагалась рядом с императорским зверинцем. Оттуда доносились рев львов и странное высокое уханье, которое Гектор счел за крики какой-то экзотической птицы. Широко разбросанный дворцовый город представлял собой такую путаницу павильонов, мечетей, караулен, складов, крытых переходов и дворов, что без помощи провожатого, предоставленного Йосефом Маймараном, Гектор никогда не добрался бы до камеры шевалье в полуподвале приземистого невзрачного строения, внешне похожего на общежитие для слуг. И только когда его провели внутрь, к тяжелой деревянной двери, охраняемой недремлющим стражем, Гектор осознал, что шевалье Шабрийан воистину спрятан от мира.

Сторож отпер дверь тяжелым железным ключом и отступил в сторону, пропуская Гектора в камеру. Обставлена комната была просто: тюфяк на низком ложе, а поверх него аккуратно сложенное одеяло, деревянный стол, два стула и ночной горшок. Свет проникал в камеру через единственное зарешеченное оконце высоко в стене напротив двери. Гектор заметил, что стены здесь толщиной не менее двух футов. Все вместе напомнило ему монастырскую келью, и это впечатление усилилось тем, что единственный ее обитатель стоял на молитве, преклонив колени и обратись лицом к простому деревянному кресту, прибитому к стене.

Тюремный надзиратель закрыл за Гектором дверь, однако коленопреклоненный не шевельнулся. Шевалье был облачен в просторное хлопковое одеяние, и снова Гектор, как зачарованный, уставился на крестообразные шрамы на голых его ступнях. Наконец спустя несколько минут узник поднялся и обратился лицом к посетителю. Впервые Гектор увидел шевалье так близко при ярком свете дня и отпрянул — столь презрителен был взгляд.

— Я же сказал, что буду принимать посетителей только для обсуждения условий моего заключения, — проговорил Шабрийан. — А ты, если не ошибаюсь, приятель того обезъязыченного еретика. И ты будешь разочарован, если явился сюда, чтобы позлорадствовать. Мне нечего с тобой обсуждать.