Непоборимый Мирович - Вячеслав Софронов Страница 66

– Сейчас там шпионов на каждом шагу и тебя тут же возьмут, едва к нему сунешься. Только хуже наделаешь. Может, по дурости своей фельдмаршал и впрямь не те письма подсунул, а которые требовались, уже у неприятелей наших в руках и не сегодня-завтра на стол к самой императрице лягут. В любом случае поездка твоя ничего не даст. Кто еще с тобой был? – внимательно посмотрел он на гвардейца.

– Сержант Калиновский и капрал Мирович.

– Кто такие?

– Из действующей армии. В Нарву по делам приезжали. Познакомился с ними случайно.

– Что им про те письма известно?

– Ничего неизвестно. Попросил помочь, а то одному того человечка никак не перехватить бы.

– Мирович… Мирович… – несколько раз повторил Бестужев. – Чего-то слышал о нем. Из Малороссии?

– Родичи его оттуда, а потом их царь Петр в ссылку в Сибирь всех определил. Так этот Мирович уже там на свет появился. После учился в Шляхетском корпусе, но недоучился, и в армию отправлен. В пехотном полку служит.

– Хорошо… Иди, отдыхай. Как понадобишься, то сам найду. Из столицы ни шагу. И вот еще что: про письма ни гу-гу. Понял?

– А как же иначе? – сощурился Кураев. – Не первый раз, понимаю.

– Но если чего вдруг известно станет, то живой ногой ко мне в любое время. Теперь ступай. И это… – замялся вдруг граф. – Извини, что погорячился чуть. Сам того не ожидал. Прощай…

4

При молодом дворе в Ораниенбауме все жили в преддверии скорой кончины императрицы после припадка, случившегося 8 сентября в день Рождества Богородицы. Именно тогда к их двору устремились те вельможи и сановники, что прежде презрительно морщили носы, произнося имя великого князя и его супруги. Верными императрице остались лишь братья Шуваловы да Воронцов с Трубецким, которым отступать было просто некуда.

Петр Федорович ходил по своему дворцу, важно надув щеки, делал «пуф» в сторону ближайших своих друзей, что считалось признаком его хорошего расположения духа. Два полка, выписанные специально для него из Голштинии, без устали маршировали по дворцовому плацу, выполняя приказы наследника, неизменно командовавшего всеми разводами и построениями.

Великая княгиня Екатерина, напротив, не выходила из своих комнат, принимая многочисленных посетителей, доставлявших ей сведения о состоянии здоровья императрицы. Именно тогда случился и их весьма важный разговор с канцлером Бестужевым-Рюминым, при котором случилось присутствовать Ивану Перфильевичу Елагину, по поручению императрицы долгие годы находившемуся при молодом дворе.

Всего несколько дней назад Екатерина Алексеевна благополучно произвела на свет дочь, окрещенную Анной, в честь покойной матери великого князя. Крестины проходили без привычной для таких случаев пышности, чтобы соблюсти хоть незначительный этикет во время болезни императрицы. Но это дало повод, чтобы к молодому двору потянулись нескончаемой чередой поздравители, в число которых и вошел российский канцлер, не желая на данный момент ничем особо обращать внимание на свою персону.

Правда, при обоих дворах витали слухи, что настоящим родителем появившейся на свет княжны является Станислав Понятовский, и даже сообщалось о внешнем сходстве новорожденной с польским посланником. Но Петр Федорович не дал тем слухам и пересудам ни малейшей почвы, одним из первых явившись к жене с поздравлениями, и принял из рук кормилицы пакет с ребеночком. В дальнейшем он с любезной улыбкой принимал поздравления от всех приезжавших в Ораниенбаум и, широко улыбаясь, стоял в домовой церкви на крестинах наследницы.

Алексей Петрович Бестужев, естественно, был хорошо осведомлен обо всех слухах, но его лично мало интересовало отцовство новорожденной, зато забота о своей собственной судьбе, что могла в любой час круто измениться, волновала его гораздо больше. Хорошо понимая, что окажись завтра Петр Федорович на троне, то ему, Бестужеву, и собраться толком не дадут, как отправят на перекладных в какое-нибудь отдаленное имение или за Урал, в захолустный сибирский городок. В связи с этим у него давно уже была разработана новая «система» введения престолонаследия, которую он и собирался изложить при первом удобном случае великой княгине.

Выбрав момент, когда в гостиной дворца, где великая княгиня принимала поздравления, остался лишь Елагин, канцлер выразительно глянул на Екатерину Алексеевну и негромко проговорил:

– Кроме искренних поздравлений, у меня к вам и некоторые пожелания на будущее. С вашего позволения хотелось бы их изложить.

– Ваше сиятельство умеет предсказывать судьбу? – кокетливо глянула на него великая княгиня, обмахиваясь небольшим кружевным веером, подарком государыни.

– С вашего позволения, Алексей Петрович может не только судьбу предсказать, но знает, как ее изменить можно, – вступил в разговор Елагин, который поначалу хотел уйти, но великая княгиня незаметно подала ему знак остаться.

Бестужев чувствовал себя несколько стесненным вести конфиденциальный разговор при постороннем для него человеке, но тем не менее решил его не откладывать, поскольку неизвестно, когда еще могла представиться такая возможность.

Заметив это, Екатерина Алексеевна успокоила его:

– Пусть Иван Перфильевич будет при нас. Несмотря на ваш возраст, мне не совсем ловко оставаться наедине с мужчиной. К тому же в лице его, – она кивнула в сторону Елагина, – мы имеем преданного человека, которых у нас не столь много.

– Весьма польщен, – тут же ответил низким поклоном Елагин, – но если их сиятельство пожелает, то я…

– Оставайтесь, оставайтесь, молодой человек! – поборов внутреннее несогласие, заявил канцлер. – Мне достаточно слова их высочества. Может, оно и к лучшему, что вы будете присутствовать при нашем разговоре, который и до вас касателен.

– Честно скажу, что я заинтригована таковым началом, – четко выговаривая каждое слово, но не совсем верно делая ударения, что свойственно каждому иностранцу, не так давно овладевшему русским произношением, поддержала разговор Екатерина Алексеевна.

– Вы изволили заговорить о нашем будущем. Я всего лишь жена наследника престола, мать его детей, а потому мое будущее полностью зависит от положения великого князя. Правильно я выразилась?

– Точнее не скажешь, – чуть кивнул в ее сторону Бестужев и, сделав несколько шагов по комнате, остановился возле большого напольного глобуса, чуть крутанул его. – Ваш супруг рано или поздно унаследует престол, и в том нет никаких сомнений. Но, – канцлер сделал значительную паузу, – насколько мне известно, их высочество отнюдь не в восторге от той политики, которую я имею честь проводить последние годы в жизнь…

– Мягко сказано, ваше сиятельство, – захохотал Елагин. – Там не то что восторгов, а даже малейшего намека на понимание, как вы изволили выразиться, проводимой вами политики нет. Не вы ли не так давно предложили Датскому королевству обменять любимую Петром Федоровичем Голштинию на датские Ольденбург и Дельменгорст?