Капитан Темпеста - Эмилио Сальгари Страница 65

Арабы того времени, к которому принадлежал Бен-Таэль, такие же знаменитые ходоки, как абиссинцы и напоминают тех одногорбых верблюдов, которые в состоянии пройти шестьдесят, даже семьдесят километров в двенадцать часов. Для подкрепления сил этим арабам достаточно горсти муки, размоченной в воде, и трубки табака.

Изредка останавливаясь для кратковременного отдыха, Бен-Таэль мчался вдоль берега с быстротой антилопы, спеша уведомить своего господина о печальном исходе замыслов герцогини. Подобно всем жителям пустыни, он направлялся к нужному месту по инстинкту, как это делают перелетные птицы, не имея нужды ни в компасе, ни в других, придуманных людьми, искусственных приспособлениях. До Фамагусты было далеко, но это нисколько не смущало араба: он надеялся на силу своих ног и легких.

Пробежав почти всю ночь, он около рассвета остановился на отдых в маленькой харчевне, каким-то чудом уцелевшей от разгрома при движении войск Мустафы. После кратковременного отдыха он с новыми силами пустился в путь, и достиг Фамагусты к вечеру того же дня. Употребив в общей сложности на отдых шесть часов, он был на ногах тридцать два часа, и хотя чувствовал усталость, но не настолько, чтобы не быть в состоянии в случае надобности пробежать еще хоть целую ночь. Удивительная выносливость людей его племени сказывалась в нем особенно ярко.

К несчастью, когда он подошел к воротам города, они уж были заперты, и ему пришлось провести перед ними всю ночь, так как часовые ни за что не соглашались пропустить его, несмотря на все его убеждения и ссылки на своего господина.

Наконец на рассвете ворота отворились, чтобы пропустить собравшихся с провизией окрестных крестьян. Вместе с ними проник и Бен-Таэль в злополучный город, теперь сплошь заселенный одними турками, порезавшими, как мы уже видели, все его прежнее христианское население, за исключением женщин и детей, отправленных в качестве невольников в Константинополь. Улицы и площади были покрыты развалинами, по которым шныряли целые стаи собак в поисках трупов, которые еще не успели убрать так же, как груды обломков и мусора.

Мулей-Эль-Кадель оказался в том же помещении, которое занимал с минуты вступления в город. Увидев своего верного слугу, покрытого пылью и потом, он поспешно спросил его:

— Ты с дурной вестью, Бен-Таэль?

— Да, господин, — отвечал невольник, склоняясь перед . ним до земли. — Христиане отплыли из Гюссифа на своем корабле, но их догнали турки на галере и взяли в плен. Галерой командует Метюб, капитан стражи Гараджии.

— Гараджии! — гневно проговорил сквозь зубы молодой витязь. — Опять эта женщина становится мне поперек дороги!.. Расскажи подробнее, как все случилось.

Узнав все, что ему было нужно, Мулей-Эль-Кадель спросил:

— Как ты думаешь, Бен-Таэль, куда теперь повел Метюб христиан?

— Наверное, назад в Гюссиф, господин.

— Да?.. Впрочем, ты прав, куда же больше… Ну, я заставлю Гараджию выдать мне герцогиню… Дамасский Лев будет посильнее этой полоумной тигрицы! — с грозно сверкающими глазами воскликнул молодой турок.

— С этой женщиной опасно тягаться, господин, — осмелился заметить Бен-Таэль.

— Только не мне! — презрительно проговорил Мулей-Эль-Кадель. — Ступай и скажи от моего имени моим адъютантам, чтобы они немедленно приготовили тридцать воинов и столько же лошадей из моей роты, и чтобы выбрали самых надежных и расторопных, — добавил он другим тоном. — Если Гараджия вздумает сопротивляться мне, ей не поздоровится. Мустафа силен, Али-паша, быть может, еще сильнее, но Мулей-Эль-Кадель сильнее их обоих; его любит все войско за его храбрость и справедливость… Ступай!

— Позволь только спросить, господин, ты намерен отправиться в Гюссифскую крепость?

— Разумеется, туда, и притом немедленно. Эта ужасная женщина способна перерезать беглецов, лишь только они попадут в ее руки, поэтому я и желал бы быть у нее до их возвращения к ней. Часов через восемь мы будем уже у ворот крепости.

— А как же Мустафа, господин?

— Он ничего не будет знать.

— Сейчас он, может быть, и не будет ничего знать, зато узнает после. А ты знаешь, чего могут ожидать от султана те, которые помогают христианам?

— Знаю — шелкового шнурка для того, чтобы удавиться на нем, хладнокровно сказал Мулей-Эль-Кадель. — Не бойся за меня, мой верный Бен-Таэль. Дамасский лев окончит свою жизнь разве только от оружия неприятеля, и ему никто не страшен, даже сам Селим. Ступай и постарайся, чтобы не позже как через полчаса отряд из лучших моих солдат был готов сопровождать меня. Выбирай тех, которые приведены мной сюда из Дамаска и преданы моему отцу и мне до последнего вздох л

Не прошло и назначенного срока, как Бен-Таэль уже вел в поводу белоснежного боевого коня своего господина. За ним следовало тридцать дамасских солдат, закованных в сталь и вооруженных длинными мушкетами и саблями с широкими кривыми клинками. Это все были рослые, статные молодцы, чернобородые, с энергичными лицами и пылающими отвагой черными глазами.

— Вот и твои люди, господин, — сказал Бен-Таэль, когда Мулей-Эль-Кадель, совсем уже готовый в путь, вышел на крыльцо, услыхав топот коней.

— Да здравствует наш непобедимый предводитель! — в один голос гаркнули солдаты, отдавая честь своему любимому начальнику. — Веди нас, куда хочешь. Мы все готовы следовать за тобой, хоть в преисподнюю.

Дамасский Лев внимательно осмотрел весь отряд и, видимо, оставшись доволен этим осмотром, вскочил на своего коня, нетерпеливо бившего копытами о землю.

— Вперед, мои храбрецы! — крикнул молодой витязь. — Бен-Таэль, ты поедешь рядом со мной.

Верный раб предвидел, что без него не обойдется, и успел приготовить и для себя хорошего коня из конюшен своего господина.

Через несколько минут отряд вихрем мчался по равнине, по направлению к Гюссифу, до которого можно было добраться из Фамагусты и сухим путем.

— Если кони выдержат, мы будем на месте часов около двух пополудни, — сказал Мулей-Эль-Кадель своему рабу, с которым привык делиться своими мыслями и чувствами. — Как-то нас встретит Гараджия?

— Не думаю, чтобы очень любезно, — заметил Бен-Таэль.

— И я того же мнения… Впрочем, — с насмешливой улыбкой продолжал витязь, — если вспомнить прошлое, то, пожалуй, она будет и рада меня видеть… Ну, посмотрим. У этой женщины чувства так же изменчивы, как ветер… Однако припустим-ка еще коней. Боюсь опоздать.

Кони предводителя отряда и его невольника понеслись еще быстрее. Казалось, ноги благородных животных почти не касались земли, так что остальные лошади, хотя тоже привычные к бегу, едва поспевали за ними. Каждые два часа всадники ненадолго останавливались в подходящих местах, чтобы дать отдых лошадям, затем снова пускались в путь.

Ровно в полдень впереди, на фоне ярко-голубого, залитого солнцем неба, уже начали обрисовываться и угрюмые башни замка Гюссиф.