Ассасин - Симона Вилар Страница 65

Наконец появились слуги с подносами, на которых были лепешки, миндальное печенье, виноград и ломтики сушеной дыни, а также красивые кувшины с напитками. Расставив все на низеньком столике, слуги с поклонами удалились, но тотчас пола шатра откинулась и появился аль-Адиль. Он был все в той же светлой распашной одежде, под которой поблескивала кольчуга, и чувствовал себя в шатре не гостем, а хозяином. Когда он сел, Джоанна достаточно резко спросила:

– Чем я обязана вашему визиту в столь поздний час?

Улыбка на миг исчезла с лица аль-Адиля, но потом он снова улыбнулся.

– О, звезда моей любви, вы ведь не невинная дева, чтобы так опасаться мужчину. Не сверкайте очами, я не посмею поступить с вами, как поступают эти шакалы бедуины с оказавшимися в их власти пленницами. И хоть мне горько, что мысль о нашем сближении столь ужасает вас, я скажу: не только мое почтение к благородной невесте и уважение к гордому Мелеку Рику вынуждает меня ночевать вдали от вас, но и моя вера. Ныне у нас на исходе священный месяц рамадан. А я, как всякий правоверный мусульманин, чту пост этих дней. И хотя на время моей поездки я был освобожден от всех предписаний поста, мне еще предстоит очиститься и вымолить прощение за это освобождение. Это дело моей души, ибо в исламе отсутствует духовенство, которое может отпускать грехи верующим от имени Бога. Мусульманин сам отвечает перед Аллахом за свои деяния.

Джоанна перевела дыхание и села за столик напротив аль-Адиля. Все, как и ранее: сначала она опасается этого иноверца, а потом проникается к нему симпатией и доверием. И молодая женщина, с охотой отпив немного виноградного сока, стала слушать объяснения «жениха», что строгий пост рамадана в течение каждого светлого дня после захода солнца можно уже и не соблюдать.

К тому же аль-Адиль заметил с усмешкой:

– А еще насчет рамадана в Коране написано: «Разрешается вам в ночь поста приближение к вашим женам: они – одеяние для вас, а вы – одеяние для них».

Джоанна поперхнулась напитком, а эмир рассмеялся. И все же глаза его оставались серьезными.

– Мне нравится ваша гордость, моя светлая пери, однако я надеюсь, что однажды вы поймете, что вам никуда не деться от того, чтобы сплести со мной ноги, – так называют у нас плотскую любовь, какая дарит столько услады. Разве нет? И я обещаю, что сумею вырвать из вашей груди восторженные стоны. Ибо вы – моя судьба. Я понял это, когда впервые увидел вас. В этом была воля самого Аллаха – именно он держит в своей руке все нити судеб.

При этом он с серьезным видом провел руками по лицу и на миг прикрыл глаза.

Джоанна поставила на место бокал, стараясь, чтобы аль-Адиль не видел, как дрожит ее рука.

– У нас в таких случаях говорят: «Пути Господни неисповедимы». И может, вы совсем не обо мне говорите, когда упоминаете волю Всевышнего? Ведь у вас уже есть жены, не так ли? Некогда вы мне рассказывали о жене султана Салах ад-Дина, но ничего не поведали о себе.

– Глупец был бы тот, кто, желая заполучить женщину, начал бы рассказывать ей о других. Для мужчины единственная лишь та, что владеет его сердцем в данный момент. А мой гарем… На Востоке гарем является символом власти и успеха так же, как корона, скипетр и держава на Западе. Гарем – символ состоятельности мужчины, его власти и благосостояния. Великий пророк Мухаммад сказал: «Лучший человек в моей общине тот, у кого больше всех жен». Но мы желаем мира в своей семье, и даже самую прекрасную наложницу в гареме надо сначала покорить, потому что любовь должна быть только по согласию. Насилие запрещено, если мужчина не хочет прослыть варваром и не вызвать презрение и насмешки других мужчин.

Для Джоанны все это было внове. Но она не была наивной, чтобы считать, что в мире ислама все так уж благочинно. У христиан браки тоже должны складываться по согласию молодых, но как часто это нарушается…

– В гаремах мусульман есть женщины-христианки? – спросила она.

– Есть. Но известно, что Пророк – благословение и привет ему! – объявил четыре качества невесты притягательными для правоверного: красота, богатство, происхождение и ревностность в исламе. Поэтому мы обычно заставляем иноверок принимать ислам.

– Заставляете?

– Скажем так: мы ставим их перед выбором. Или она остается просто игрушкой своего господина, или может добиться почета и высокого положения, но для этого ей обязательно надо перейти в ислам, для чего достаточно произнести ритуальную фразу: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк его». Но должен заметить, ваши единоверки порой бывают на редкость упрямы, когда речь идет о смене веры.

– Это делает им честь!

– А как по мне, то это свидетельствует об их безрассудстве! Так, к примеру, однажды в гарем моего братасултана попала белокурая красавица, дочь самого Раймунда из Триполи, и хотя ее отец условился с Салах ад-Дином, что его Мария будет женой султана, упрямица продолжала поклоняться вашему трехглавому богу Троице, и постепенно ее положение ухудшалось, она скатывалась все ниже и ниже.

Джоанна была заинтересована. Дочь бывшего регента Иерусалимского королевства графа Раймунда Триполийского? И она заметила, что, как известно, граф Раймунд был бездетным, поэтому и усыновил детей своей супруги Эшивы Галилейской.

– Так принято считать. – Полные губы аль-Адиля в обрамлении холеной бородки изогнулись в улыбке. – Однако в ранней молодости граф Триполи зачал дочь Марию, и именно она долгое время служила залогом мира между графством Триполийским и владениями султана. Вам ведь известно, что Раймунд продолжал торговать с моим благородным братом и пропускать через свои земли его войска? Они были родственниками, и не вина графа, что его дочь отказалась принять ислам.

Джоанна вспомнила, что из-за того, что Раймунд оставался в союзе с Саладином, многие считали графа предателем. А он даже не мог сообщить, что породнился с султаном, так как его дочь, оставаясь христианкой, была лишь наложницей, шлюхой, как бы назвали не вступившую в брак сожительницу Саладина ее единоверцы. Да и стань Мария ренегаткой, даже законной женой, кто бы в Иерусалимском королевстве принял этот брак тогда всерьез?

Ну а сейчас?

Джоанна содрогнулась.

– Разве Ричард не сказал вам, что его сестра останется христианской королевой в Иерусалиме?

Она не заметила, что говорит об Иоанне в третьем лице, но и аль-Адиль не придал этому значения. Он лишь с грустью отметил, что условия Ричарда ему ясны, он готов их принять, хотя и понимает, на какой риск идет, пытаясь сделать своей женой и правительницей Иерусалима иноверку. И Малик бы не рискнул согласиться на подобный союз, если бы не желал так сильно заполучить ту, что покорила его душу и сердце.

Его глаза засияли, и молодая женщина опять уловила в голосе эмира с трудом сдерживаемую страсть. Разумеется, ей должно было льстить, что она так нравится этому влиятельному иноверцу, но сама она к нему никаких чувств не испытывала. Более того, одна лишь мысль, что она может стать возлюбленной сарацина, вызывала в ней оторопь – в этом она понимала Иоанну, как и понимала, какому риску подвергла себя, придумав эту затею. Сейчас это стало особенно ясно, ибо, обсуждая эту подмену с Пионой, она еще не знала, как сильно эмир желает ее саму.