Странствие Кукши за тридевять морей - Юрий Вронский Страница 63

На рассвете Кукша чувствует; что кто-то трясет его за плечо. Ему не хочется просыпаться, и он уворачивается от назойливой руки. Но рука не унимается. Наконец Кукша открывает глаза и спрашивает:

– Шульга, ты?

Но это не Шульга, перед ним на корточках сидит Страшко, он улыбается:

– Здравствуй, Грек! Каково почивал? Вчера мы чуть не начали убивать друг друга! Я видел, как ты обнажил меч за князя!

Кукша еще не совсем освободился от власти сна, он с усилием вспоминает, что было вчера. Страшку кажется, что Кукша смущен, и он утешает его:

– Ты с князьями, тебе так и положено! К тому же они твои старые друзья! Но я к тебе не с этим. Некоторые из наших, из ильменьских, решили не плыть домой коротким путем, через Киев, – как бы он не оказался более длинным! Они сейчас поплывут назад, обойдут косу и повернут к Таврии, а оттуда на Дон, к бродникам, словом, пойдут Волжским путем. Мы с Некрасом присоединяемся к ним. Нам, наверно, еще удастся нагнать тмутараканских и бродников, с которыми расстались вчера. Я-то не больно опасаюсь Оскольдова злопамятства, просто хочется новых краев поглядеть. А на Некраса я страха нагнал: от князей, мол, прощения не жди, поплывешь с ними – на Волхов уж не воротишься. А ему до того охота на Волхов воротиться! Но и мне и ему жалко с тобой расставаться. Не пойдешь ли и ты с нами? Ты вроде ладил на родину ворочаться? А эти русы и бродники – хорошие ребята! И звали с собой. Мы их в Корсуне, верно, нагоним… Может, дорогой удастся и пограбить… И твоего Шульгу возьмем!

Наконец Кукша все понимает, до него доходит смысл нечаянно подслушанного накануне разговора: Страшко просто-напросто уговаривал Некраса отправиться в новые края. Но Кукше не до новых краев, он досыта нагляделся на всякие-разные края, ему надо скорее домой, на север. Страшко же с товарищами сперва поплывет на юг, потом на восток, потом на север, а после этого на запад… Почему, как говорит Страшко, этот длинный, кружной путь через Волгу окажется более коротким? Кукша мысленно уже отказался от такого странствия, но на всякий случай спрашивает:

– С Шульгой говорил?

– Шульга говорит: я как Грек.

«Вот истинный друг», – думает Кукша. В голове его облачком проносится воспоминание о дружбе с конунгом Харальдом, воспоминание не из приятных, он поскорее прогоняет его и возвращается мыслями к Шульге.

Шульга после Водимова мятежа покинул с дядей берега родного Волхова и теперь, не хуже Кукши, все время мечтает о доме, о матери, о родных. Однако, может статься, он к ним никогда не вернется… В таком случае уж лучше ему быть дружинником у Оскольда, чем скитаться ради Кукши невесть где. Страшко-то и его приятели ничем не провинились перед Рюриком и спокойно вернутся домой. А что ждет на Волхове после волжского странствия Шульгу?

– Нет, – твердо говорит Кукша, – мы с Шульгой поплывем в Киев, а там видно будет.

– Тогда не поминай лихом. – Страшко поднимается с корточек и добавляет: – Прощай, брат, до встречи на Волхове у князя Рюрика.

И, помявшись, произносит несколько загадочных слов:

– Только, чтобы дожить до этой встречи, не спускай глаз со Свербея, худое он на тебя замышляет.

Упругими прыжками Страшко спускается к берегу. Кукша встает и смотрит ему вслед. Словене стаскивают судно с отмели, прыгают в него и отчаливают. Вот они уже качаются на вольной воде. Дружно вздымаются и опускаются весла, судно быстро уплывает в ту сторону, откуда приплыло вчера.

Размышляя над загадочными словами Страшка, Кукша поднимается к княжескому шатру. «Чем я не угодил Свербею? – недоумевает он. – Разве я один обнажил оружие во время того спора? Наверно, Страшку просто что-то померещилось…»

Возле шатра никою не видать. Может быть, Оскольд и Дир еще спят и не подозревают о побеге? Впрочем, это не побег. Ильменьские уплыли бы и при них. Они отправились чуть свет, потому что спешат – хотят нагнать русов и бродников.

Вдруг Кукша видит Оскольда и Дира с несколькими ближними дружинниками, они поднимаются от воды, только в другом месте. Они, конечно, все видели. Кукша идет им навстречу, и они обмениваются приветствиями. Кукше до сих пор непривычно слышать, когда Хаскульда и Тюра называют князьями, то есть конунгами. Вот и Страшко только что называл их так. К их новым именам он уже немного привык, а к именованию князьями пока что не получается.

– Мыши убегают от кошки, – насмешливо говорит Оскольд.

– Они не убегают, – возражает Кукша, – просто вышли пораньше, чтобы нагнать тмутараканских. Хотят идти через Волгу. Страшко мне все объяснил.

– Будь по-твоему, – откликается Оскольд и велит готовиться в путь. Отроки разбирают шатер. Один из дружинников приставляет к губам большую берестяную трубу и трубит сбор в поход. У костров зашевелились кучки людей, одни спешат наполнить чаши и выпить за удачный путь, другие торопливо жуют, чтобы насытиться перед дорогой, третьи что-то переносят в корабли.

Но вот корабли стащены с отмели и один за другим отплывают. С утра царит полное безветрие, праздно болтаются свернутые паруса. После большого пира невыспавшимся людям зябко, им не в радость садиться на весла, но привычка берет свое – весла поднимаются и опускаются в том же согласии, что и обычно. Наконец сквозь утренний туман проглядывает багровое солнце, на которое можно глядеть, не щурясь. Делается веселее, раздаются шутки, кто-то запевает и все подхватывают:

Слава солнцу, солнцу красному,

Слава щедрому Сварожичу ^[110]!