Братья - Юрий Градинаров Страница 63

– Сурьманча, хватит чаю! – прикрыл ладонью кружку Шмидт. – Мы уходим.

Сурьманча непонимающе посмотрел на гостей. Тогда Даурский подошел к столу и перевернул кружки вверх дном.

– Мась! Хватит!

И только после этого Неле повесила чайник на таган. И Лопатин, и Андреев, и Шмидт запомнили жест Даурского с кружками и слово «мась», чтобы избавляться от долгих чаепитий.

К берегу, скрипнув на мели, подошла лодка. За веслами сидели младший сын Сурьманчи Хысь и племянник Пул. Они сняли весла и положили рядом с тускло блестящими на солнце спинами осетров, опустили голенища бродней и подошли к гостям, протягивая руки:

– Ани тарова!

Затем перекинулись несколькими словами с главой рода. Сурьманча сказал:

– Пока мы чаевали, они проверили ставник, привезли тридцать осетров. Будем их морозить.

Гости спешно надели бродни.

– Помочь? – предложил Лопатин.

– Нет! Гости только чай пьют. Хозяева работают. Они сами справятся.

Сурьманча пожал руки.

– Теперь знаете самое близкое к вам мое летовье. Устанете – заходите на чай!

– Спасибо! – ответил за всех Шмидт.

– Друзья мои! Пошли дальше! Домой – другим берегом, – сказал Лопатин. – На мой взгляд, острова по структуре однотипны, какими-либо залежами здесь не пахнет. Ни гор, ни возвышенностей, кроме невысоких сопок, здесь нет. Равнина. Они скудны недрами. Зато мы сможем правильно обозначить местонахождение каждого острова с учетом меридианов, определить длину и ширину проток, сверить с имеющейся на карте береговой линией, качественно провести топосъемку. Иван Егорович Андреев работает быстро и точно, практически без ошибок.

– Да, судовождение требует точных координат, знаний фарватера, отметок на карте речных мелей, – подтвердил Андреев. – Хочется, чтобы те, кто придет после нас, не гневились за допущенные ошибки. Пусть лучше восхитятся нашей точностью.

– Еще пару дней на этот остров – и на лодке переправляемся на Малый Бреховский. Он по площади гораздо меньше Большого. Я думаю, там мы быстрее управимся, включив в работу всех, кроме Феликса Павловича. У него есть повседневная, четко обозначенная работа.

Приехавшие к Сурьманче родственники сообщили, что в Мефодиевскую протоку первого июля вошел пароход господина Ермилова с двумя баржами и начал расставлять своих артельщиков по летовьям. Через неделю начнет засолку рыбы у своих контрактников. Правда, сам Ермилов нынче не пришел. На пароходе сидит его управляющий в очках, в светлой рубашке, при часах на цепочке, постоянно под хмельком. Он принимает рыбу у старшин и выдает квитанции, а в конце путины рассчитается с рыбаками.

– Какие там расчеты с юраками! У Ермилова рыбачат одни должники. Сколько рыбы ни сдают, все в долгах. Надувает он нашего брата. Не каждый юрак может позволить купить невод, лодку, соль да построить лабаз, – высказывал огорчения Сурьманча двоюродному брату с женой. – Передайте на наши летовья, чтобы не прозевали пароход. Квитанции за рыбу пусть доставят мне, чтобы я успел подбить бабки до ухода в экспедицию и получить деньги или товар. С этим управляющим держите ухо востро. Надует в два счета. Остальную часть июльского и августовского улова сдадите осенью лишь на тот пароход, где цена будет выше, чем у Ермилова. А нет – сдадим Сотникову. Я уж вернусь к тому времени.

До пятого июля колесил пароход Ермилова по протокам, стуком пугая рыбу и птицу, коптя угольно-древесным дымом летнее небо. Петр Михайлович каждый день уходил с Сидельниковым на лодке то в одну, то в другую артель. Не раз выпутывали осетра, следили за разделкой и солкой, упрекали засольщиков за грязные фартуки или плохо вымытые, после разделки рыбы, столы. И купец, и приказчик радовались, что хорошо отладили дело и что они опережают и во времени, и в улове конкурентов. Огромные, на пятьсот пудов, чаны каждодневно поглощали улов, хорошо напитывали его рассолом. Потом засольщики аккуратно складывали соленую рыбу в бочки. На летовьях Сотникова нет перебоев с солью, лодки на плаву, неводы, как один в работе, артельщики живы-здоровы, и, главное, на тонях хорошо идет рыба.

Шестого июля Федор Богданович Шмидт с Павлом Лопатиным простились с остальными участниками экспедиции и пришли в летовье Афанасия Кокшарова. Шел комариный месяц – июль. Тундра наливалась свежей темной зеленью, живое тянулось к солнцу. Ивняк оперился розоватыми сережками, пушица белыми головками, будто нестаявшим снегом, обметала местами тундру. На косогорах, где больше солнца, цвели полярные маки. И стояла над тундрой плотная комариная морось, что белый свет казался серым.

Афанасий Кокшаров в накомарнике озабоченно ходил по летовью и упрекал младшего брата Евлампия:

– Ты строже будь и к родне, и к работникам. Я кормлю, пою и деньги плачу Работать должны сноровистей. Сейчас, когда рыба идет, каждый миг дорог. Смотри, какая жара стоит! Вода теплая, как остывший чай.

Евлампий с обидой отозвался:

– Зря беснуешься, Афанасий! Нет у нас ни в родне, ни среди работников – юраков лежебок. Все в работе! Я не знаю, когда они спят. Невод за неводом проверяют да рыбу в рыбодел привозят. Засольщик все чаны забил, не успевает в бочки складывать. Шторма винить не хочу, а в остальном – работают без продыху.

Афанасий даже сквозь сетку накомарника узнал Шмидта, протянул руку:

– А это Павел Александрович, брат начальника экспедиции. Знакомьтесь!

Павел убрал со вспотевшего лица сетку и пожал Афанасию РУКУ

– Мы же с вами знакомы, парниша! Вы, как это, фотограф!

– Да, господин Афанасий! – ответил Павел. – Это Федор Богданович чуть-чуть перестарался.

Шмидт рассмеялся:

– Конечно, вы знакомы. Фотосъемки Павел делал. А я-то, подзабыл. Ну, ничего. Знакомство не бывает лишним.

– Слава богу, явились! – перекрестился Афанасий. – А то в голову полезли всякие мысли. Подумал, вдруг заплутали. А тут Евлампий на лодке подошел. Рассказал, что деется на тонях. Я осерчал. Гневаться стал.

Федор Богданович и Павел Александрович сняли и поставили на песок рюкзаки, ружья – к треноге фотокамеры.

– Что-то вы, господа, налегке, будто на бережок собрались рыбку удить. Гляжу, зимнего не взяли. Шутить изволите! У нас в июле, кроме комара, сильные шторма бывают и снег. Хоть и не надолго, но зимой попахивает. Сиверко дунет, парка летняя не спасет. Евлампий, дай им под роспись две летние парки с возвратом, чтобы не мерзли ни в лодке, ни на упряжке.

Федор Богданович и Павел неловко почувствовали себя перед Кокшаровым и сконфузились за первый промах.

– Вроде бы взяли с собой все необходимое, а теплая одежда, посчитали, ни к чему, – переживал Федор Богданович. – Вы-то, Павел, в полевых условиях первый раз, а я-то не новичок, но перед Афанасием опростоволосился.

Кокшаров заметил растерянность:

– Бывает! Тут вся жизнь в дороге, и то всего не предусмотришь. К юраку Высю переправит Евлампий с Володькой. А там князец вас подхватит на Гыду и обратно. От стойбища Выся Евлампий заберет через месяц в мое зимовье. Там ждите начальника экспедиции. Станок мой в Гореловской протоке.