Огненный лед - Клайв Касслер Страница 63

— Слова адмирала Фаррагута во время сражения у Мобил-Бей.

— Вы, я вижу, тоже немножко историк мореплавания.

— Работа такая.

— Кстати, у меня вопрос. А при чем здесь НУПИ?

— Наше судно обнаружило в Черном море затонувший сухогруз «Звезда Одессы».

Додсон откинулся на спинку кресла и покачал головой.

— «Звезда Одессы»… Так вот что с ней приключилось. Отец думал, что ее потопил страшный шторм, которые не редкость в тех проклятых водах.

— Нет. Судно расстреляли из пушки.

Швырни Завала ему в лицо бокал, Додсон и то выглядел бы менее ошеломленным. Впрочем, он тут же взял себя в руки.

— Простите. Я дам вам кое-что прочесть. — Лорд исчез за дверью и вернулся с объемистой рукописью. — Мне нужно съездить в деревню, забрать несколько редких растений. Времени вам хватит, а когда я вернусь, все обсудим. Дженна обеспечит вас чаем или чем покрепче — просто позвоните вот в этот звоночек.

Стопка пожелтевшей линованной бумаги была перехвачена толстой черной лентой. Завала развязал ее и пролистал страницы. Автор рукописи явно учился каллиграфии и писал аккуратно, однако буквы выглядели толстыми, неровными, с сильным наклоном вправо, словно их выводили в дикой спешке. К бумагам прилагался английский перевод.

На первом листе всего один абзац:

«Перед вами заметки командира Императорского казацкого отряда майора Петра Якелева. Клянусь Богом и даю слово офицера, что все описанное далее — правда».

Завала перевернул страницу.

«Одесса, 1918 год. Я сижу в своей комнатенке, пишу эти строки отмороженными пальцами и вспоминаю все пережитое за последнее время. Предательство большевиков, страшные морозы и голод выкосили почти всю сотню. Из ста моих преданных казаков выжила лишь горстка храбрецов. История нашего бесстрашного отряда пишется кровью — это история спасителей России-матушки, хранителей пламени Петра Великого. Наши лишения — ничто по сравнению с тем, что пришлось пережить благородной особе и ее четырем дочерям, которых Господь доверил нашему попечению. Боже, царя храни! Через несколько часов мы навсегда покинем родину и возьмем курс на Константинополь. Здесь кончается одна история и начинается следующая…»

Завала с головой ушел в чтение. Капитан питал слабость к цветистым монологам, однако его рассказ словно перенес Джо из солнечной английской деревушки в заснеженную Россию. В степи выла метель, лесные чащобы сулили смерть, в любой хижине таилось предательство. Он сам едва не дрожал от холода, читая о невзгодах, которые перенесли капитан и его люди, прорываясь к морю сквозь суровые и враждебные земли.

На страницу упала чья-то тень. Завала поднял голову — рядом, с довольной улыбкой на лице, стоял Додсон.

— Не оторвешься, правда?

Джо потер глаза и обнаружил, что прошло уже два часа.

— Поверить не могу. Что все это значит?

— Пора пить чай.

Англичанин позвонил, и экономка принесла дымящийся чайник, булочки и сандвичи с огурцом. Додсон наполнил чашки, откинулся на спинку и сложил пальцы домиком.

— В семнадцатом году мой дед служил в Министерстве иностранных дел Георга Пятого. В юности они с королем вместе пили и гуляли, так что он был знаком со всеми европейскими монархами — в том числе и с Николаем Вторым, который приходился Георгу двоюродным братом. Все русские цари обычно великаны, а Николай оказался невысоким, худощавым, да и вообще человеком не слишком выдающимся. Отец часто повторял, что Ник, мол, не так уж плох — вот только глуповат.

— Так и сейчас добрая половина политиков ничем не лучше.

— Не буду спорить. Николай был негодным правителем — ему не хватало ума и характера. И тем не менее у него имелось сто тридцать миллионов подданных, миллион квадратных миль земли, золотые шахты… Строго говоря, он был богатейшим человеком на планете. Николаю принадлежало восемь роскошных дворцов, а его состояние оценивалось в восемь-десять миллиардов долларов.

— Для любого человека это большая ответственность.

— Конечно. Император из Николая вышел никудышный, обязанностей своих он терпеть не мог, разве что армией любил заниматься. Ему бы жить спокойно в английской деревушке вроде этой. Увы, не вышло.

— Случилась русская революция.

— Да. Вы вряд ли услышите от меня что-то новое, но я все же расскажу — для полноты картины. Консерваторы хотели, чтобы Николай отрекся еще до революции. Они боялись, что поражение в Первой мировой войне приведет к восстанию, и ненавидели Распутина — безумного монаха, который втерся в доверие к императрице. Страну сотрясали демонстрации, голод, всюду толпы беженцев, а народ возмущался, что миллионы молодых парней гибнут на никому не нужной войне. Когда начались протесты, Николай, как и положено деспоту, перегнул палку. Войска за императором не пошли, и он отрекся от престола — ему сказали, что так будет лучше для страны. Временное правительство поместило Николая под арест — его вместе с семьей держали во дворце под Петербургом. Потом Ленин с хорошо организованными отрядами большевиков сверг Временное правительство, и Россия встала на путь коммунизма — путь долгий и очень печальный.

— Выходит, Ленину и коммунистам император достался по наследству.

— Удачная формулировка. Ленин перевез царскую семью вместе с частью прислуги в Екатеринбург — крупный центр золотодобычи на Урале. Там-то, в июле восемнадцатого года, их всех предположительно расстреляли и закололи штыками. Самые непримиримые требовали убить всю царскую семью; в то же время Ленин вел переговоры с немцами, которые настаивали на сохранении жизни женщинам, а уж смерть самого царя — это внутреннее дело русских.

— А какую роль сыграл в этом ваш дед?

— Король приказал внимательно следить за происходящим. В конце концов, Николай приходился ему двоюродным братом. Дед отправил в Россию лучшего агента по имени Альберт Гримли. Этот Гримли был вроде Джеймса Бонда. Как только Белая армия выбила большевиков из Екатеринбурга, он прибыл туда и расспросил офицера, который вел расследование. Тот обнаружил кровь и следы пуль. По секрету он сообщил Гримли, что убиты были лишь двое из Романовых: сам император и его сын, наследник трона. Начальство предпочло не разглашать эти сведения.

— Почему?

— Во главе белых стоял реакционер и монархист. Этот генерал верил, что Господь поручил ему спасти Россию от краха. Он хотел, чтобы люди считали большевиков убийцами женщин и детей. Ему требовались мученики, а не живая царская семья.

— И что же случилось с женщинами?

— Гримли пишет о них в своем отчете. Он полагал, что большевики увезли их до того, как расправились с мужской частью семьи. Война складывалась неудачно, и Ленин наверняка рассчитывал поторговаться, если дела пойдут совсем плохо. Некоторые историки утверждают, что императрицу с дочерьми перевезли в Пермь и держали там, пока к городу не подошли белые. По свидетельствам очевидцев, женщин вместе с царской казной и большевистским золотом отправили поездом в Москву. По пути они исчезли, и больше никаких документов обнаружить не удалось. Советский Союз засекретил все данные. Переговоры с немцами о судьбе Романовых здорово подпортили бы ореол непогрешимости Ленина.