Карфаген смеется - Майкл Муркок Страница 62

Время от времени меня слепили отраженные от воды лучи солнечного света, оглушал говор каких-то дервишей в конических шляпах и одежде цвета грязи, толпившихся на носу парома. Я потел в своем европейском костюме и прилагал все усилия, чтобы дышать не слишком глубоко, – от торговцев ослами и шелком, которые заполонили почти весь корабль, очень сильно воняло. Я обратил взгляд к азиатскому берегу. В Скутари очертания Карфагена были различимы куда явственнее, чем в Стамбуле. В Скутари не осталось почти ничего от Греции и Рима. Здесь находились кладбища турок, которые хотели обрести покой в восточной земле. Некоторые надгробные памятники были столь грандиозны, что могли соперничать с огромными мечетями, также возведенными в память об умерших родственниках разных султанов и султанш. Здесь почти не было той нищеты и убожества, которые проявлялись в других частях Константинополя. Скутари выглядел более спокойным и изящным. Отсюда город казался куда больше, чем со стороны Золотого Рога или Мраморного моря, дома и склады были на удивление хорошо отремонтированы. Скутари завоевали задолго до того, как пал европейский город, и поэтому турки уделяли этому месту особое внимание. Неподалеку отсюда Ганнибал, опозоренный и побежденный, изгнанный безжалостной родиной, искал защиты у добросердечного грека, Прусия, царя Вифинии, и здесь Ганнибал, охваченный ужасом, взятый в плен Сципионом Африканским, выпил отвар болиголова и умер. Подобно Риму и Стамбулу, Скутари также был построен на семи холмах, но ему недоставало плотности. Очень много места занимала растительность, среди листвы виднелись купола, башенки, минареты и крыши.

Этот город был красивым – и сонным. Здесь располагались виллы оттоманских сановников и аристократов, с бассейнами, фонтанами и прохладными галереями. Богачи чувствовали себя в безопасности, зная, что поблизости размещены основные вооруженные силы Турции. И сейчас из крепостей и с блокпостов доносились отдаленные звуки горнов, топот ног и громкие команды. Небольшой паром подошел к причалу близ широкой оживленной площади, по которой как попало передвигались лошади, экипажи, автомобили и телеги. Итальянские полицейские равнодушно наблюдали за происходящим. Дервиши всей толпой сошли на берег, пересекли площадь и вскоре скрылись за рыночными палатками. В конце концов я спустился по деревянному трапу и начал озираться по сторонам, надеясь обнаружить графа Синюткина.

На самой площади располагались обычные побеленные турецкие кафе, офисы различных судоходных агентств, несколько банков и контор. От площади расходились узкие мощеные улицы, уводившие вверх, с увитыми виноградными лозами и плющом желтыми и красными зданиями по бокам. Высокие платаны роняли тень на крыши, повсюду виднелись решетки, служившие подпорками для душистых растений. Казалось, здесь было гораздо теплее. Я снял шляпу, вынул носовой платок и вытер лоб, думая, не обманул ли меня граф. Наконец среди множества ослов, лошадей и телег появился старый седан «де дион бутон». Сначала я подумал, что это армейский транспорт, потому что на шофере были красная феска и элегантный серый мундир, но потом я заметил знакомое лицо со шрамом – граф сидел на заднем сиденье. Он взмахнул рукой, выскочил из автомобиля и подбежал ко мне, экспансивно пожав мою руку и извинившись за то, что опоздал и не смог встретить меня вовремя. Мужчины и женщины вокруг нас носили по темным улицам огромные узлы или втаскивали похожие друг на друга грузы на паромы. Небо за рядами зданий было бледно-синим, и воздух казался неподвижным, несмотря на столь значительное волнение, царившее на площади. Граф передал мою сумку водителю и вежливо остановился у машины, ожидая, пока я усядусь. Внутри машина оказалась просторной, удобной и практичной. Автомобиль, по словам графа, предоставил его партнер. Усевшись рядом, мы выехали с площади и вскоре уже катились между решетчатыми стенами и заборами из кованого железа, за которыми я мог разглядеть большие низкие особняки богачей. Дорога шла то вверх, то вниз, извиваясь среди больших скоплений деревьев, могил и белых мраморных памятников, ресторанных навесов – под ними зажиточные турки бездельничали и курили на ярком солнце, как будто войны, восстания, дворцовые перевороты никогда не нарушали их однообразного спокойствия. Потом белые дороги стали более пыльными, а стены – более низкими. Мне открывались лужайки и сады, блестящие мозаики, украшавшие великолепные виллы. Воздух был пропитан ароматами цветущих кустов и трав, заполнен звуками воды, которая плескалась в фонтанах во внутренних двориках. Именно в Скутари удалялись богачи, если хотели спрятаться как можно дальше от грязи и шума повседневной жизни. Дальше виллы стояли уже не так тесно, я даже заметил нечто похожее на сельский дом, возле которого паслось стадо коз. Я сказал, что, по моим предположениям, мы должны были встретиться с партнером Синюткина в самом Скутари. Граф покачал головой:

– В Скутари мы, европейцы, привлекаем к себе слишком много внимания. Он решил, что лучше всего нам встретиться в более уединенном месте.

Я спросил, не в загородный ли дом мы едем. Граф Синюткин улыбнулся и предложил мне расслабиться и наслаждаться путешествием.

– Вам предоставляется наилучшая возможность увидеть подлинную Турцию. Я теперь многое понял и начал с большим сочувствием относиться к тому, что происходит в турецкой политике.

Мне было нелегко, я нервничал: мы ехали по обычной сельской местности, а я не имел ни малейшего представления о конечном пункте нашего путешествия. Дорога ухудшилась, автомобиль качался и подпрыгивал на кочках. Я не хотел быть невежливым, но у меня едва не сорвалось с языка, что я не желаю испытывать какое-то там сочувствие к служителям ислама.

– А когда мы возвратимся в Константинополь? – спросил я.

– Довольно скоро. Через день или около того. Может, задержимся чуть дольше.

Я испугался, хотя изо всех сил старался этого не показывать.

– Не ожидал, что не смогу вернуться к ночи, – сказал я. – Полагаю, можно будет послать телеграмму в Перу. Понимаете, там будут волноваться обо мне.

Я не хотел, чтобы баронесса или Эсме забеспокоились и нарушили мои планы. Нельзя предсказать, что случится, если мое отсутствие продлится больше двадцати четырех часов.

– Конечно. – Синюткин потрепал меня по руке. – Напишите записку. Я прослежу, чтобы ее передали.

От холмов, поросших густым лесом, исходил тяжелый, влажный аромат, который показался мне успокоительным. Постепенно я опомнился:

– А ваш покровитель – он, случаем, не инвалид? – Я удивлялся, почему он не мог приехать в Скутари. – Автомобиль дорогой. Армянин, да? Или богатый грек?