Ватага (сборник) - Вячеслав Шишков Страница 62

– Айда! – скомандовал Обабок, и все, не торопясь, пошли к чижовке.

Каморщик Кешка замочком щелк:

– Робяты, вылазь, начальство требует, десятский с сотским.

– В чем дело? – октависто рассыпался Лехман и появился в двери.

– А так что желаем обыск произвести, – подошел к нему Обабок, – револьвертов нет ли али бы чего… и все такое…

– Я те произведу! – сказал грозно Лехман.

Мужики опешили.

А тот, высовываясь из двери и держась рукой за косяк, говорил:

– Отпустите нас в тайгу. Мы шли стороной, вас не трогали, никакого худа вам не сделали. За что нас взяли?

– А очень просто!.. – кричал, не зная, что сказать, Обабок.

Лехман вышел, огромный и сутулый, перекрестился на часовню и направился к тайге.

– Стой, куда?! – враз вскричали мужики.

– За нуждой, – ответил тот, не оборачиваясь.

– Кешка, Сенька, бери топор, айда за ним! – командовал Обабок.

– У меня нож что бритва, – на бегу отвечает Сенька Козырь, за ним Мишка с колом, нагоняют деда.

К сборне, как и вчера, опять народ стал подходить.

Солнце к полудню не подобралось еще, а некоторые уже успели клюнуть, другие хмельны вчерашним. На душе тоскливо, нехватка в празднике, надо драку всей деревней завести.

Больше всех хотелось этого Обабку: забурлило в душе, как в бочонке брага, вот идет, идет – подступает к сердцу, нашептывает в уши, мутит башку.

– Эй, вы, шпана! – рычит он. – Выходи на обыск… Ты! Козья смерть!

Антон знает, что ему кричат, и ужасается: не было догадки перепрятать деньги.

– Ванюшка, голубчик… – шепчет посиневшими губами, – иди-ка ты передом-то… Ох ты, господи…

А Обабок уж в чижовке, за ним народ, заслонили дверь, стало там темно, внутрь взошли, чижовка большая.

– Робята, шарь, – распоряжается Обабок.

Принялись обыскивать Свистопляса: шапку вывернули, штаны прощупали, из рваных чирков всю солому вытрясли, выпал «клап виней», мешок перерыли, нашли рубль двадцать, отобрали.

Ванька ухмыляется, – слава богу, сошло благополучно, – и сыплет мужикам прибасенки. Те посмеиваются, с любопытством наблюдая, как два парня и Обабок выбрасывают из его мешка всякую рвань.

– Эх ты, искало-мученик, – весело подмигнул он Обабку. – Что, все? Боле не нашли?

– Все! – взмахнул Обабок кулаком.

– Стой, чертило этакий, – увернулся Ванька. – А это что? Все? – и в руке его блеснул полтинник. – Видишь? Ну-ка, понюхай, чем пахнет! – вскочив на ноги, сует в самый нос попятившегося Обабка. – Гляди, ребя: фють! – подбросил полтинник вверх, и тот бесследно исчез.

– Ха! – хакнула толпа.

– А теперича смотри! – вскричал Ванька, незаметно покосившись на копошившегося в темном углу Антона. – Раз – первый, два – другой, а серебруха-то у рыжего начальника под бородой! – он дернул за бороду Обабка и достал полтину.

Все захохотали, а Обабок, широко осклабясь и почесывая за ухом, милостиво приказал:

– Ослобонить!..

– Вот спасибо, ваше благородие, – хихикнул в кулак обрадованный Ванька.

Обабок гордо оглядел подбитым глазом толпу и поправил на груди бляху.

– Шарь другого!

Стали обыскивать Тюлю.

Народ стоял в чижовке, очень довольный тем, что видит: ни у кого не было в сердце злобы, все смотрели на Ванькин фокус с любопытством и чувствовали себя празднично, как у ярмарочного веселого балагана. Задние, скаля зубы, напирали на передних, а те, пыхтя, кричали: «Сдай назад, чего прешь!» – и ретиво осаживали. Девки и бабы, затесавшиеся в середку, вызывающе повизгивали.

Тимохе-звонарю больше всех фокус понравился. Чтоб покороче познакомиться с Ванькой Свистоплясом, сел возле него на корточки, хлопнул дружески по плечу и осклабился:

– Дай-ка, паря, покурить.

– Курила бы у тебя вошь в голове! – шутливо ответил Ванька, незаметно подталкивая к Антону свой, уже подвергшийся обыску, мешок.

– Говорок, язви его! – смеялись мужики.

– Говорок – съел у твоей бабы творог!

– Ха-ха-ха!.. вот и возьми его за полтора с полтиной…

Антон понял Ванькину подсобу: трясущимися руками всунул что-то в мешок и, крадучись, толкнул обратно.

– Ах, сво-о-о-олочь! – вдруг покрыл все голоса Обабок.

Толпа замолкла и метнулась в тот угол.

– Это у тебя откуда лисица, а?

– Я сам убил, вишь – ружье у меня, – робко ответил сидевший на полу Тюля.

– Сам?! И это сам?! – Обабок выкинул новые вожжи и со всей силы двинул сапогом Тюлю в бок.

Тот взвыл и, обомлев, пополз к стене.

Толпа замерла. Похолодел Антон.

– Выть?! Ты еще выть, жаба?! – орал Обабок, подскакивая к Тюле.

– Ой, дяденька… Не бей! – в ужасе закрылся тот рукой.

Обабок, прикрякнув, двинул Тюлю кулаком.

– Негодяй!.. – вдруг вскочил в своем углу Андрей и шагнул к Обабку. – Как ты смеешь, негодяй?! Как ты смеешь?! – Он был страшен и диким выражением лица и вмиг взвившимся резким голосом.

– А-а-а, – протянул, подбоченившись и чуть попятившись, Обабок. – Ишь ты! А ежели я тебе в ухо порсну?! – Пальцы правой его руки заиграли. – А ежели я тебя… – и он, стиснув зубы, сжал кулак.

– Ты кто? Ты десятский?! – еще смелее наступая на Обабка, кричал Андрей. – Десятский?!

– Пшел, погань!.. Не замай!!!

Ванька Свистопляс, врезавшись между ними, испуганно молил:

– Андрей… Андрей… Уймись, пожалуста… – и, растопырив руки, легонько отодвигал политика к стене. – Плюнь, не вяжись!

Обабок кашлянул, поутюжил бороду и повернулся к Андрею задом.

– Шарь этого… холеру-то… – кивнул он головой на притихшего Антона.

Андрей-политик мешком сидел на полу, растерянно хватался за голову, споря и ругаясь с Ванькой.

– А я чо-то зна-а-ю… – протянула, склонив набок голову, белобрысенъкая девочка Акулька.

– Старик пришел, пустите старика, – послышалось с улицы.

– А я чо-то зна-а-аю, дяденька Обабок, – опять пропищала Акулька, – он эвот куда схоронил… Вот подохнуть. Грамотку какую-то…

– Ково? – переспросил Обабок и вместе с Акулькой нагнулся к мешку Ваньки Свистопляса.

Антон открыл рот и впился глазами в руки Обабка, торопливо развязывавшие мешок.

– Ведь искал… брось!.. – несмело сказал Ванька.

– Удди!

В чижовке было жарко и душно, пахло потом, винным перегаром, луком и махоркой.