Князь Кий: Основатель Киева - Василий Седугин Страница 61

— Верба-хлёст бьёт до слёз! Верба-хлёст бьёт до слёз!

Долго потом смеялись в семье: видит Щёк своих братьев на другой кровати и всё-таки хлещет...

Боги небесные, приснилось, что ли, это или действительно было в жизни? И почему любимый братишка лежит здесь, в далёкой от родины причерноморской степи, неподвижный и бездыханный?..

Вечером состоялись похороны. Из сломанных телег, разрушенных домов и сараев сложили огромный костёр и на вершину его водрузили лодку с положенным в неё во всём воинском вооружении Щёком. Тут же забили его боевого коня, зарезали собаку петуха, курицу и всё раскидали возле лодки; подходили воины и бросали одежду, обувь, посуду, оружие — всё то, что понадобится покойному на том свете. В полном молчании выстроились войсковые подразделения. Жрец обошёл вокруг горы набросанного дерева и, бормоча молитву, окропил её священным напитком. Затем Кию передали зажжённый факел, и он бросил его в середину деревянного нагромождения. Пламя сначала несмело, а затем всё более и более набирая силы, охватило его со всех сторон и вскоре превратилось в ревущий огненный вихрь, поглотив и лодку, и Щёка... Кий как-то безнадёжно и обречённо махнул рукой и побрёл прочь, спотыкаясь на ровном месте...

Перед воротами Ольвии Кий и его войско встретила представительная делегация жителей. Возглавлял её глава греческой общины Синесий, толстый, большеносый, большеглазый купец. Он поклонился Кию, держа в руках шкатулку с драгоценностями; все члены делегации выложили свои дары.

Синесий произнёс речь, торжественную и напыщенную, подчеркнув, что Ольвия — греческий город, захваченный аварами, что они, греки, в полной мере испытали на себе аварское иго и видят в войске русов и булгар своих освободителей. Теперь греки вновь стали хозяевами своего города и просят пощадить его, не подвергать грабежу и разрушению. А Ольвия дарит победоносному войску драгоценности и богатства, обещает кормить войско, а в будущем вести с Русью и Булгарией беспошлинную торговлю.

Кий видел, как его воины стремились к Ольвии, богатейшему портовому городу на Черном море в надежде поживиться несметной добычей. Но теперь он вспомнил брошенный Каменск, его пустые бараки и мастерские, массовое бегство рабов в страхе перед его войском. А ведь они ждали своих освободителей, ждали и мечтали десятилетиями!..

Так неужели и здесь он допустит бесчинства над теми людьми, которые встретили его воинство как освободителей?

Колебания Кия продолжались какие то мгновения. Он не спеша слез с коня, подошёл к Синесию и принял из его рук шкатулку, передал её своим приближенным, а затем обнял грека и произнёс по-аварски:

— Благодарю жителей Ольвии за тёплый приём войска русов. Город я передаю снова в руки греков. Пусть между Русью и Ольвией отныне установятся хорошие, дружественные отношения.

Ликованию греков не было предела.

Кий завернул своё войско у ворот Ольвии и увёл в степь. Здесь и был устроен отдых. Целых три дня воинов-русов кормили и поили жители Ольвии. На четвёртый день он поднял свои подразделения и бросил их в преследование аваров, ушедших в сторону Днестра. Преследование велось неспешно, но настойчиво. Кий не хотел больше ни мести, ни сражений, ни крови; он только стремился изгнать злейших врагов — аваров со всей территории Причерноморья. Наконец, 1 купальня (22 мая) 636 года, в Ярилин день, разгорячённые кони вынесли Кия и его дружину на берег Днестра. С высокой кручи увидел, как по широкой глади воды плыли к тому 6ерегy лодки, шлюпки, баркасы, баржи, парусные и гребные суда, большие и малые...

— Убегают авары! — восторженно закричали многие воины.

— Жаль, не на чём их догнать! — поддержали их другие.

— Пусть бегут, — проговорил Кий. — Пусть утекают. Обратного пути у них не будет никогда.

Он некоторое время постоял на берегу Днестра, задумчиво переводя взгляд с водной глади с рассеянными на ней плавучими средствами, до отказа набитыми людьми, на зелёные кущи противоположного берега. Что-то скребло в его душе, что-то мешало радоваться в полную силу своей победе над поверженным врагом, какая-то тоска заливала ему грудь, стесняла дыхание. Он вздохнул и снова стал смотреть на удаляющиеся суда.

Он не знал, что на одном из них, спасаясь от его войска, уплывала со своим семейством Тамира.