Пиппа бросает вызов - Джой Адамсон Страница 6

Несколько дней слоны не давали нам покоя. Теперь нам приходилось подолгу дожидаться, когда представится возможность заглянуть в кусты, где могла скрываться Пиппа с детенышами; но тут оказывалось, что Пиппа — и вполне сознательно — держалась как раз в середине стада. Она совершенно не боялась толстокожих — носорогов, бегемотов, слонов; более того, она явно пользовалась стадом слонов как охраной от стаи павианов, которые тоже появились в этих местах.

Однажды утром мы несколько часов искали гепардов, особенно тщательно возле трех колючих кустов, где недавно было их логово.

Гепардов мы не нашли, а наткнулись на шестерку слонов, которые упорно торчали в кустах. К полудню мы выбились из сил и прекратили поиски.

После чая мы снова стали искать и увидели, что один слон все еще стоит на часах у куста. Вдруг оттуда в ответ на мой зов вышла Пиппа. В ту же минуту шесть слонов с громоподобным топотом, трубя, понеслись к нам по равнине, но, на наше счастье, круто повернули, учуяв наш запах, а одинокий слон направился к дороге. Я дала Пиппе только маленький кусок мяса, в котором была спрятана ее порция кальция; остальное я припрятала, надеясь, что она приведет нас к своим малышам. Но Пиппу не так-то легко было одурачить: она упрямо не трогалась с места, пока почти совсем не стемнело. И тут мне пришлось сдаться. Наевшись, она пошла вперед очень осторожно, стараясь не зашуметь, не треснуть веточкой, и шла так три четверти мили по направлению к дороге, где нам повстречался одинокий слон. Я с беспокойством искала малышей и вдруг увидела их в густой траве почти у самых ног. Я тут же положила перед ними мясо, но они не тронулись с места, пока Пиппа не сказала «прр-прр». Тогда они накинулись на еду. Было уже совсем темно, и нас беспокоило, что малыши едят на таком открытом месте, поэтому мы сидели рядом, пока они не наелись. А ждать пришлось порядочно, потому что они еще не могли быстро жевать — зубы-то у них были еще маленькие. Мне пришлось отвлекать Пиппу, чтобы она, воспользовавшись этой задержкой, не съела все мясо сама. Я слушала, как малыши жуют, и тут впервые уловила, как один из них произносит «прр-прр», подражая Пиппе.

Малышам уже исполнилось шесть недель, и за это время они четырнадцать раз меняли логово, но так далеко, как в тот день, им «переезжать» еще не приходилось. Они уже хорошо ходили, и я решила, что стадия «детской» для них закончилась. Четверка была совершенно очаровательна. Два крупных самца держались почти все время вместе, один из них был чуть побольше и порезвее, и оба вели себя уже достаточно самоуверенно — этого как раз не хватало двум меньшим.

Особенно нервной была самочка, она часто сидела в стороне, когда братья затевали веселую возню. Но все они обожали Пиппу и всегда старались к ней прижаться, а она души в них не чаяла.

Ранним утром на следующий день я отыскала гепардов на том же месте; поблизости по-прежнему держался одинокий слон. Пиппа забралась на упавшее дерево и осматривала местность. Большой самец хотел забраться к ней, но, несмотря на отчаянные попытки сохранить равновесие, все время сваливался.

Тогда он отошел и стал весьма энергично лакать воду из тазика.

Когда семейство наелось, все побежали к дороге и в ста ярдах от нее устроились отдыхать под развесистым деревом. Я беспокоилась, что малыши остались почти у самой дороги, и вернулась после обеда, чтобы выманить их на прогулку и отвести подальше на равнину. Но Пиппа была неспокойна; она забилась под нижние ветви и не выходила.

Всю ночь я ужасно волновалась, и, едва рассвело, мы пошли к гепардам. Но на старом месте никого не было. Мы осмотрели всю местность, а через полчаса появилась Пиппа — она пришла со стороны Пятой мили, оттуда, где дорога проходит через Мулику. Нюхая землю, она кружным путем повела меня к развесистому дереву, но не доходя до него уселась на землю. Я обошла дерево с другой стороны, откуда Пиппа видеть меня не могла, и сердце у меня замерло. Самый большой детеныш лежал там мертвый, с прокушенным затылком. Он лежал возле куста, и нигде никаких следов борьбы, даже крови на траве не было. Кровь не успела застыть на ране; я подняла уже окоченевшее тельце, чтобы отнести в машину. Пиппа, не видя, что я несу, пошла дальше.

Мы с Локалем шли за ней, а она, принюхиваясь к земле, повела нас совсем не в ту сторону, откуда пришла. Примерно через двести ярдов мы увидели ее утренний след, а рядом — путаницу следов малышей. Тут она повернула к трем кустам. Все более тщательно вынюхивая что-то на земле, она не пропускала ни одного дерева и термитника, осматривая все окружающее глазами, полными тревоги. У одного из кустов она остановилась, хотя не переставала ловить малейший шорох или движение.

Я воспользовалась этим моментом и послала Локаля за мясом. Когда Локаль принес еду, Пиппа ела так долго, что я испугалась — неужели и остальные малыши погибли? Наконец она двинулась дальше; проходя мимо большого куста, я уловила еле слышный звук, напоминающий птичье чириканье. Пиппа не обратила на него внимания и прошла мимо, а я хорошенько пригляделась и раздвинула густую листву — там прятались трое наших малышей! Пиппа прошла еще ярдов сто, остановилась и простояла на месте не меньше получаса, все еще настороженно прислушиваясь. Мы никак не могли истолковать ее поведение. Может быть, она нам не доверяла и не хотела выдавать убежище своих оставшихся в живых малышей? Наверное, так оно и было, потому что потом она опять пошла к дороге, старательно обходя большой куст. Когда мы дошли до поворота к тому месту, где был убит детеныш, она остановилась и села.

На этот раз я поручила Локалю следить за Пиппой, а сама пошла вдоль дороги к Пятой миле, разыскивая следы трагедии. Я нашла след Пиппы, который на расстоянии примерно трехсот ярдов переплетался с отпечатками лап львицы или молодого льва, но потом оба следа разошлись в разные стороны. Пиппа пошла к равнине Мулики, где, как я уже знала, она спрятала своих детенышей. Я старалась разобрать по следам, как произошло несчастье. Должно быть, лев шел по дороге, потом почуял запах гепардов и свернул к развесистому дереву. Самый большой и храбрый детеныш, наверное, выбрался наружу, чтобы защитить свою семью — он не раз защищал их от меня, если я подходила слишком близко, — и лев тут же его прикончил. Пиппа тем временем выскользнула из куста с другой стороны, и лев погнался за ней до того места, где следы разошлись в противоположные стороны. Возможно, она потом возвратилась к малышам и даже перенесла их туда, где мы видели следы гепардов на дороге. Потом, спрятав их в большом кусте примерно в полумиле от этого места, она пошла к Пятой миле, разыскивая четвертого детеныша. Когда мы встретились, она шла именно оттуда. Мне казалось, что она все еще не понимала, что больше никогда его не увидит.

Когда я возвратилась на дорогу, к Локалю и Пиппе, она пошла к малышам. Я попросила Локаля немного отстать, и Пиппа привела меня прямо к кусту, возле которого стоял на страже одинокий слон. Я решила дать ему время для отступления и сходила за мясом и водой для малышей.

Когда я вернулась, слона уже не было. Немного погодя Пиппа позвала: «прр-прр», и малыши выползли из куста, но было видно, что они очень перепуганы. Несмотря на то что Пиппа подавала им пример, показывая, как есть кишки на манер спагетти, они ели очень осторожно, то и дело озираясь. Особенно была напугана самочка, и стоило мне чуть пошевельнуться, как она кидалась под прикрытие куста. Я решила больше не докучать гепардам своим присутствием и поехала к директору парка, чтобы рассказать ему о происшествии. Мы с директором осмотрели зубы мертвого гепарда; оказалось, что в возрасте шести недель и четырех дней у него уже прорезались все коренные зубы. Какой это был красавец и какой он был чистенький — несмотря на страшную рану в затылке! Мне захотелось зарисовать его, чтобы оставить хоть память об этом существе, прежде чем предать его земле.