Птица солнца - Уилбур Смит Страница 6

– Прости, пожалуйста.

Я поцеловал ее. Ее губы были теплыми и солеными от слез. Они открылись навстречу моим, и мой страх исчез.

– Люби меня, Бен, пожалуйста. – Чутье подсказало Салли, что меня нужно вести. Она увлекла меня к кровати.

– Свет, – прошептал я хрипло, – выключи свет.

– Если хочешь.

– Пожалуйста, Салли.

– Хорошо, – сказала она. – Я знаю, дорогой. – И выключила свет.

Во тьме она дважды вскрикивала:

– О господи, Бен, ты такой сильный. Ты меня убиваешь. Твои руки… твои руки…

Немного погодя она закричала – у нее вырвался стон, который слился с моим хрипом. Потом осталось только наше неровное дыхание в темноте.

Мой мозг словно освободился от тела и плыл в теплом мраке. Впервые в жизни я чувствовал себя совершенно спокойным, удовлетворенным и в полной безопасности.

С этой женщиной многое будет впервые. Когда Салли наконец заговорила, ее голос вызвал у меня легкое потрясение.

– Ты споешь для меня, Бен? – Она включила лампу на столике возле кровати. Мы заморгали, как совы на свету. Лицо Салли раскраснелось, волосы спутались.

– Да, – сказал я, – мне хочется петь.

Пройдя в другую комнату, я взял со шкафа гитару, а когда возвращался, взгляд мой упал на большое, в рост человека, зеркало. Я внимательно пригляделся: передо мной стоял незнакомец. Жесткие черные волосы обрамляли прямоугольное лицо с темными глазами и по-девичьи длинными ресницами; тяжелый подбородок, бледный низкий лоб. Незнакомец улыбнулся мне – наполовину застенчиво, наполовину гордо.

Я смотрел на это сплющенное изуродованное тело, из-за которого так страдал в детстве. Ноги и руки чрезмерно развиты – толстые, бугрящиеся узлами мышц конечности великана. Я невольно взглянул на гири в углу комнаты, потом снова в зеркало. Я был бы само совершенство, если бы не короткий, горбатый, жабий торс, поросший курчавыми черными волосами. Я впервые в жизни смотрел на это необыкновенное тело без ненависти.

Я вернулся туда, где на мягком покрывале из обезьяньих шкур лежала Салли, забрался на кровать и сел рядом с ней с гитарой в руках, скрестив ноги.

– Сыграй что-нибудь печальное, Бен, – прошептала она.

– Но я счастлив, Сал.

– Спой печальную песню, одну из своих, – настаивала она и при первых же звуках закрыла глаза. Я был ей благодарен, ведь у меня никогда не было возможности восхищаться женским телом. Наклонившись вперед, касаясь пальцами певучих струн, я ласкал глазами ее длинное стройное тело, его бледные закругления и тайные тени. Тело, подарившее мне утешение, – как я его любил! Я запел:

В одинокой пустыне моей души

Ночи такие долгие,

И нет других путников.

Над одинокими пучинами моего разума

Гуляют бури…

Меж ее сомкнутых век заблестела слеза: в моем голосе есть волшебство, способное вызывать грусть и смех. Я пел, пока у меня не пересохло в горле и не заныли пальцы, которыми я перебирал струны. Потом отложил гитару, продолжая смотреть на Сал. Не открывая глаз, она слегка повернула ко мне голову.

– Расскажи мне о себе и о Лорене Стервесанте, – сказала она. – Я хотела бы понять, что у вас за отношения.

Вопрос застал меня врасплох, и я какое-то время молчал. Она открыла глаза.

– Прости, Бен. Я не хотела…

– Ничего, – быстро ответил я. – Мне приятно поговорить об этом. Видишь ли, мне кажется, что ты ошибаешься. Не думаю, что их – Стервесантов – можно мерить обычной меркой. Лорена и его отца, пока тот был жив. Мой отец работал на них. Он умер от разрыва сердца спустя год после смерти моей матери. Мистер Стервесант знал о моих академических успехах, а мой отец, разумеется, был хорошим служащим. Таких, как я, стервесантовских сирот, несколько. Мы получали только лучшее. Я поступил в школу Святого Михаила – ту же школу, где учился Лорен. Еврей в церковной школе, к тому же калека – можешь себе представить, каково это было. Мальчишки – невероятно безжалостные маленькие чудовища. Лорен вытащил меня из писсуара, в котором четверо мальчишек пытались утопить меня. Он избил их до полусмерти, и с тех пор я стал его подопечным. И остаюсь им до сих пор. Он финансирует наш Институт; каждый пенни, который мы тратим, приходит от него. Вначале им двигала просто справедливость, но постепенно он все больше и больше увлекался нашим делом. Теперь это его хобби. Ты бы удивилась тому, как много он знает. Он любит эту землю, так же как ты и я. И захвачен ее историей и будущим больше нас… – я замолчал, потому что она буравила меня взглядом, пронзавшим душу.

– Ты любишь его, Бен?

Я вспыхнул и опустил глаза.

– Не хочешь ли ты сказать…

– Ради бога, Бен, – нетерпеливо прервала она, – я не имею в виду извращения. Ты только что доказал противоположное. Я имею в виду любовь в библейском смысле.

– Он для меня отец, защитник, благодетель и друг. Мой единственный друг. Да, можно сказать, что я его люблю.

Она протянула руку и коснулась моей щеки.

– Я постараюсь, чтобы он мне понравился. Ради тебя.

Было еще темно, когда мы въехали в ворота Центрального аэропорта. Сал, молчаливая и отчужденная, куталась в плащ. Я испытывал легкое головокружение и какую-то слабость после бессонной ночи любви и разговоров. Прожектора освещали частный ангар Стервесантов у восточной оконечности взлетной полосы. Я заметил «феррари» Лорена, припаркованный на запасной стоянке, а рядом еще с десяток машин новейших моделей.

– О боже! – застонал я, – он прихватил с собой всю команду.

Я остановился возле «феррари», и мы с Сал начали доставать вещи из багажника. Она повесила через плечо свою сумку, потом с большой папкой в одной руке и ящиком красок в другой прошла через калитку в ангар. Конечно, мне следовало пойти с ней, но я был занят проверкой багажа и последовал за ней минуты через три-четыре. Однако к тому времени было уже поздно.

Войдя в ярко освещенный ангар, я тут же почувствовал тревогу. Гладкие акулообразные очертания реактивного «лира» образовывали превосходный задник для напряженной сцены. Семеро умных молодых людей Лорена в своих обычных нарядах – костюмы, шерстяные пальто – окружили противника.

Лорен Стервесант очень редко срывается, да и то после длительных и серьезных провокаций. Но Салли Бенейтор за две минуты добилась того, чего не удавалось добиться опытным специалистам за долгое время. Лорен сильно рассердился, он дрожал от гнева, сжимая губы, наводя страх на свою свиту.

Салли бросила вещи на бетонный пол. Она стояла подбоченясь, обмениваясь с Лореном гневными взглядами, на щеках горел румянец.

– Мне велел прийти доктор Кейзин.

– Да хоть английский король! Говорю вам: самолет переполнен, и я, впервые за шесть месяцев выбравшись отдохнуть, не собираюсь тащить с собой женщину.