Врата Афин - Конн Иггульден Страница 6

Миновав Академию, Ксантипп немного приободрился от вида построения шеренг. Только боги или спартанцы могли бы собраться на войну быстрее, чем его народ. Хотя было едва за полдень, он увидел знамена уже всех десяти племен города. Найти свою филу Акамантиды не составило труда. Многих из тех тысяч, командовать которыми ему предстояло, Ксантипп мог бы назвать по имени и, конечно же, всех из его родного дема Холаргос. Их набралось около сотни, и каждый из них хорошо знал Ксантиппа.

Он приветствовал их, сложив руки, когда проходил вдоль шеренги, останавливаясь, чтобы перекинуться парой слов с теми, кого считал друзьями. Одеты все были одинаково: шлем, нагрудник, поножи. С мечом, копьем и щитом стоимость всего комплекта могла быть какой угодно, вплоть до годовой суммы дохода. Большинству экипировка и оружие достались по наследству или были завоеваны на поле боя.

– Вот он! – воскликнул знакомый голос.

Произнесший эти слова присутствовал в Ионии во время кампании в Сардах. Эпикл сам по себе был богатым человеком, хотя его семья сколотила большую часть состояния на торговле маслом и инжиром, а не на военных трофеях. Один из четырех братьев, Эпикл, по его словам, вытянул короткую соломинку и с юных лет занимался воинской подготовкой, а не чем-то более стоящим, например политикой или стихосложением. По правде говоря, Эпикл был так же искусен в пиррическом танце, как и любой воин, которого Ксантипп когда-либо встречал. Он не был создан ни для жизни торговца, ни для подсчета ритма в стихотворной строке. Навыки, полученные в учебном бою с ним, наверняка не раз спасли Ксантиппу жизнь.

– Мне нравится щит, – сказал Эпикл. – Лев лучше, чем твой старый мертвый глаз. Агариста, да?

Ксантипп почувствовал, что краснеет:

– Да. Ей приснился лев. – Он предпочел сменить тему. – Какие здесь новости?

Эпикл все еще натирал кожу маслом и разминал мышцы. Он носил блестящий бронзовый нагрудник, обременяя себя лишней тяжестью ради того, чтобы походить на Геракла. Или же ради восхищенных и завистливых взглядов молодых воинов, подумал Ксантипп. Эпикл бывал удивительно тщеславным. Когда-то он носил копье Ксантиппа – мальчик, следовавший за своим бронзовым героем. Теперь было странно видеть, что вокруг его глаз залегли тонкие морщинки.

– Жужжат там, как дикие пчелы, – ответил Эпикл.

Ксантипп посмотрел через поле на массивный каменный алтарь, окруженный людьми в доспехах. Шлемы с гребнями лежали на земле рядом со щитами и копьями, очень похожими на его собственные. Ксантипп мгновенно узнал в смеющемся мужчине Фемистокла. Этот человек выделялся в любой группе, возможно благодаря копне темно-русых волос, собранных в низкий пучок.

«Если бы он оставил волосы распущенными, – подумал Ксантипп, – Агариста наверняка заметила бы в нем сходство со своим львом».

Рядом с Фемистоклом стоял человек, которого Ксантипп уважал больше, чем всех остальных, хотя, как ни странно, тот мог легко остаться незамеченным. Как и Фемистокл, Аристид был одним из влиятельнейших людей Афин, но держался и вел себя намного спокойнее и рассудительнее. Когда Аристид выступал на собрании, люди умолкали, склонив головы, чтобы не пропустить ни слова. Говорили, что Фемистокл первым призовет к доблестной атаке, но Аристид придаст ей верное направление. Афиняне ценили обоих мужей, но, по слухам, эти двое ненавидели друг друга.

К алтарю и от него, здесь и там носились гонцы и рабы, так что сравнение с рассерженными пчелами показалось Ксантиппу подходящим. Наблюдая за племенами, все еще выстраивающимися в колонны в преддверии марша, он почувствовал, как вдруг пересохло в горле, и с натугой сглотнул.

– Воды сюда!

Проходивший мимо мальчик резко остановился и протянул мех. Вода оказалась теплой, как кровь, и пока Ксантипп пил, его мочевой пузырь сжался.

Десять тысяч одетых в бронзу афинских воинов составляли всю армию. Кому-то это число могло показаться невероятным – столько людей, которых нужно экипировать, поить и кормить, – и все же их было не так много, как требовалось.

– А что Спарта? – спросил Ксантипп, возвращая мех. – Они идут?

– Я слышал, там праздник, – с кислой миной ответил Эпикл. – И вроде бы до его завершения они выйти не могут.

– Тогда, возможно, нам следует подождать, – сказал Ксантипп.

– Да. – Эпикл коротко рассмеялся, скорее горько, чем весело. – Им бы понравилось, если бы Афины ждали их. Разве мы не можем начать войну без их разрешения, без того, чтобы они держали нас за руку? Клянусь Афиной, нет!

Увидев на лице Ксантиппа скептическое выражение, он покачал головой:

– Тысяча воинов пришли из Платеи – посмотри, вон они, со своим стратегом Аримнестом. Почему нет? Мы спасли их однажды, когда им угрожали. Хорошие люди помнят о долге и возвращают его, когда могут. Платейцы – молодцы!

Улыбка на его лице сменилась выражением досады.

– Однако, – продолжил он, – есть и другие долги, которые никак не возвращают. Никто не стоит больше рядом с нами. Но мы знаем, с чем столкнемся. Наши разведчики вернулись, и они не обеспокоены.

Эпикл говорил со смехом в голосе – для всех, кто слышал. Но глаза его не смеялись.

– Персы уже высадились на побережье. – Он наклонился ближе. – Может быть, двадцать тысяч, может быть, тридцать, и столько же гребцов на кораблях. На том берегу говорят, что Эретрии больше нет – догорает. Но послушай, Ксантипп. Нам нужно выступить сегодня. Нужно ударить первыми, пока враг не зашел далеко вглубь страны. До того как персы построят укрепления, у нас есть один шанс отбросить их обратно в море. Так что мы не ждем спартанцев. Пусть они придут, когда мы победим. Тогда я с удовольствием посмотрю на их физиономии!

– По крайней мере, это означает, что у персов не будет конницы, – сказал Ксантипп.

Эпикл покачал головой:

– Они и лошадей свели с кораблей.

Мужчины обменялись встревоженными взглядами. Каждый стоявший на площади под завывание флейт и размеренный бой отбивающих такт барабанов знал, что на поле боя нужно бояться всадников. Они слишком быстры.

– Тогда где же они причалили? Далеко отсюда? – спросил Ксантипп.

Он чувствовал, как колотится сердце, но не от волнения или страха, а от нетерпеливого предвкушения. Он выступит со своим народом, с десятью тысячами гоплитов. Это элитные солдаты Афин. Они не проиграют.

Эпикл ткнул острием копья в пыльную землю:

– На равнине, где растет фенхель, у моря. Думаю…

Он замолчал, когда архонт – самый старший стратег афинских войск – призвал всех к вниманию. В облике Мильтиада – густая борода, стеганый панцирь с полированными железными шишками – было больше восточного, чем греческого. Его обнаженные сильные руки, заросшие черными волосами, отнюдь не навевали мыслей о нежных ласках. Похожие на колотушки, они были созданы давить и душить.

По его приказу Фемистокл и Аристид встали во главе двух племен в центре. Сам Мильтиад, будучи архонтом, командовал гоплитами Платеи и всеми десятью афинскими стратегами. Его место было на левом фланге, основу которого составляла его собственная община. Ксантипп сглотнул. Именно там должна была расположиться фила Акамантиды. Там каждый знал бы тех, кто рядом, по школе и учебе, по работе и собранию. Они несли щиты с символами своих домов, своих отцов. Под взором наблюдающих за ними духов предков они никогда бы не ударились в бегство. Тем более на виду у платейцев! И не было бы историй о трусости афинян, которые передавались бы потом по всей Греции. Вот почему они так упорно тренировались. Вот почему изматывали себя по утрам на дорожках гимнасия. Ради таких дней, как этот.