Червонная Русь - Елизавета Дворецкая Страница 6

– Значит, вот как… – задыхаясь, прошептала она. – Значит, вот каких…

– Ну, говорили же! – Нянька развела руками, что, дескать, это все нам давно известно. – Ведь князь Юрий не монахом живет, это и матушка игуменья знает. Эта ли, другая – тебе-то что за дело? Пойдем-ка, а не то признает кто-нибудь – срам какой…

Девушка отвернулась. Святозар Буянович украдкой покосился на нее. Неумеренная любовь князя Юрия к женскому полу в Берестье чуть ли не в поговорку вошла, так, может, перед ним соперница хвастливой Яльки?

Светозар Буянович бывал в разных землях и повидал немало, но и он весьма удивился бы, если бы узнал, что догадка его отвечает истине с точностью до наоборот. Девушка в косынке никогда сама не унизилась бы до соперничества с бесстыжей холопкой. Это соперничество было ей навязано самой судьбой – ведь она-то и была княгиней Прямиславой Вячеславной, законной женой Юрия Ярославича вот уже целых семь лет.

6625 год от сотворения мира [19]выдался очень беспокойным. Вечный бунтарь князь Ярославец Святополчич тогда опять задумал отнять владения у перемышльских князей Ростиславичей, для чего привел на Русь поляков. Сам он был тогда женат на внучке киевского князя Владимира, по прозвищу Мономах, но союз этот связывал ему руки, и он пытался развестись с женой. Киевский князь собрал войско со всех подвластных ему земель, взяв и перемышльских Ростиславичей. Осадой города Владимира удалось привести князя Ярославца в покорность, с него и его родных были взяты клятвы дружбы, а разваливающийся брачный союз потребовалось подкрепить другим – и дочь Вячеслава Владимировича туровского, который приходился сыном Владимиру Мономаху, была выдана за Юрия, двоюродного племянника мятежного Ярославца. Вместе с невестой он получил Берестье, которым некогда владел его отец, но был лишен владения за непокорность Киеву.

Князь Юрий тогда был зрелым мужчиной, уже овдовевшим, а Прямиславе исполнилось всего десять лет. Но она была еще не самой молодой невестой на Руси – случалось, венчали и семилетних. Конечно, десятилетняя невеста не могла как следует осознать смысл и значение происходящей в ее жизни перемены. Прямиславе хорошо запомнилось, как мать со слезами прощалась с ней, точно предчувствуя, что больше ее не увидит, – княгиня Градислава Глебовна умерла через четыре года после свадьбы дочери. Отец и мать со своими боярами и их женами провожали ее по дороге к жениху целый день и все никак не могли расстаться. Мала, слишком мала была их дочь для того, чтобы покинуть родительское гнездо и вить свое собственное. Но вот родители простились и повернули назад, дальше ее провожали туровские бояре с женами, присланные за ней берестейские бояре с женами, но единственным близким человеком для Прямиславы осталась нянька Зорчиха. Отец, мать, младшая сестра Верхуслава, которая по глупости так завидовала, что Прямислава уже взрослая, – все родное и близкое осталось где-то на другом краю света, а впереди ждало только чужое и холодное. Маленькая невеста плакала всю дорогу от страха и тоски, а Зорчиха утешала ее рассказами о ее будущей славе, чести и богатстве. Нянька уверяла, что «муж», то есть князь Юрий Ярославич, будет любить ее и беречь, как отец. Про себя Зорчиха, должно быть, думала, что кое-какое сходство с Вячеславом Владимировичем и правда имеется: жених был старше Прямиславы на двадцать пять лет и свободнейшим образом годился ей в отцы.

Саму свадьбу Прямислава помнила плохо, и хуже всего венчание, где ей на палец надели слишком широкое кольцо, а потом Зорчиха его спрятала, чтобы ребенок не потерял. Но десятилетняя девочка, конечно, не годилась в жены мужчине на четвертом десятке. Сразу из церкви ее проводили в Апраксин-Мухавецкий монастырь – взрослеть и ждать «поры», то есть возраста, когда она на самом деле будет пригодна для брака. Здесь игуменствовала мать Евфимия, в миру княжна Добролюба Мстиславна, троюродная сестра Юрия Ярославича. Поначалу князь Юрий по праздникам навещал юную супругу, но потом его посещения стали все реже и наконец совсем прекратились. У него были дела, охоты, пиры, да и женщин он мог найти себе поинтересней, чем маленькая девочка, умеющая только играть в куклы и повторять за монахинями слова молитв.

Сейчас Прямиславе было уже семнадцать лет, о чем ее муж, кажется, и не вспоминал, а она очень смутно помнила его лицо. Апраксин-Мухавецкий монастырь стоял в самом городе, от княжьего двора его отделяли две улицы и торг. Поскольку Прямислава не собиралась становиться монахиней, игуменья никогда не ограничивала ее в прогулках, только просила не слишком наряжаться – пестрое мирское платье смотрелось бы неуместно в монастырских стенах. Роскошные ткани и шитые жемчугом повои, доставшиеся Прямиславе в приданое, хранились в сундуках под надежными замками, а одевалась Прямислава просто, как обычная горожанка. Брак считается полностью заключенным после «веселья», то есть свадебного пира, а Прямислава была лишь обвенчана, поэтому все эти годы продолжала заплетать девичью косу, только голову повязывала платком – по учению апостола Павла, согласно которому женскому полу надлежит иметь главу покровенну. И тем берестейским молодцам, что встречали ее на улицах и увязывались следом, привлеченные ее красотой и статью, не могло и в голову прийти, что эта девушка – их княгиня. Едва ли кто-то в городе вообще помнил, что у князя Юрия есть законная жена.

Разгульная жизнь мужа не была тайной для Прямиславы, как и то, кем он ее заменил. Теперь она не столько желала, сколько боялась того дня, когда он вспомнит-таки о своей законной жене и возьмет ее в дом.

– Чего же с него взять, голубка! – Нянька Зорчиха разводила руками: – Он с тобой обвенчан, и только, а живет один, как бобыль. Как же ему быть? Вот и блудит. Известное дело!

– Зачем тогда женился? – отвечала Прямислава. – Это я была дитя неразумное, за меня отец все решил. А он-то на четвертом десятке женился, заранее знал, как все будет! Если нужна жена, так искал бы настоящую, а не сватался к недоросточку!

– Ему не жена, а мир с Вячеславом Владимировичем нужен был! К отцу твоему он сватался, голубка моя! И отца не упрекай: мало ли крови Изяславичи всем попортили, а худой мир всяко лучше доброй ссоры.

– Продали меня за худой мир, а я теперь всему Берестью как посмешище живу!

– Терпи, голубка. Господь терпел и нам велел.

Но долго еще после случая на торгу Прямислава бледнела от негодования, вспоминая Вьялицу, наряженную в шелковую рубаху, с шелковыми лентами в косе, с пятью рядами блестящих бус на шее, с серебряными кольцами на висках и браслетами на обеих руках! Ее румяное самодовольное лицо, ее торжество, с которым она объявила себя чуть ли не берестейской княгиней, не зная, что настоящая княгиня стоит перед ней! Прямислава чуть не плакала от досады и унижения. Не хватало еще ей, княжне Рюриковне, встать на одну доску с этими… Ей, внучке англо-саксонской принцессы Гиды, ей, внучке Владимира Мономаха, родичи которого сидят на тронах в Византии, Польше, Венгрии, Швеции, князь Юрий предпочел вот эту… Прямислава не ревновала мужчину, которого совсем не знала и не могла любить, но не в силах была стерпеть мысль, что ее законное место занимает разряженная холопка.