Мари. Дитя Бури. Обреченный - Генри Райдер Хаггард Страница 59

Утром того дня, на который назначили венчание, я проснулся под грохот грома и рев налетевшей бури. Молнии вонзались в землю вокруг и убили двух волов рядом с моим фургоном, грохотало так, что казалось, колеблется и вздыбливается почва под ногами. Затем задул студеный ветер и полило как из ведра. Я, конечно, привык к подобным капризам погоды в Африке, тем более в это время года, однако, не стану скрывать, вспышки и раскаты нисколько не подняли мне настроение, а ведь я и без того пребывал в куда более печальном расположении духа, чем следовало бы жениху в столь знаменательный день. Зато Ханс, прибежавший помочь мне облачиться в парадный костюм, был на удивление весел и пытался меня утешить.

– Не грусти, баас, – повторял он. – Если с утра буря, значит скоро выглянет солнце.

– Да уж, – отозвался я, обращаясь скорее к себе, чем к нему. – Но что произойдет между утренней грозой и покоем ночи?

Было условлено, что посольство, в составе которого вместе со слугами-туземцами насчитывалось около сотни человек (среди них было и несколько юношей, совсем еще мальчишек), отправится за час до полудня. Никто, разумеется, не занимался приготовлениями, покуда не стих проливной дождь, а он завершился около восьми утра. И потому, выбравшись из фургона, чтобы отыскать, чем бы перекусить, я обнаружил, что лагерь охвачен лихорадочной суетой.

Буры кричали на своих слуг и осматривали лошадей, женщины складывали в седельные мешки запасную одежду своих отцов и мужей, вьючных животных нагружали мешками с билтонгом и прочей едой, и так далее.

Суматоха была столь заразительной, что я даже начал опасаться, как бы за этим переполохом не забыли о моем маленьком дельце; все выглядело так, будто о свадьбах сейчас и думать-то неуместно. Приготовив все необходимое для отъезда, я отсиживался, терзаемый сомнениями, в своем фургоне – меня обуяла робость, присоединяться к компании насмешников не хотелось, идти к фру Принслоо, чтобы узнать о венчании, было неловко. Словом, около десяти утра фру явилась ко мне сама.

– Выходи, Аллан, – сказала она. – Коммандант ждет и страшно ругается, что тебя нет. И кое-кто другой тоже ждет. О, она такая красавица! Когда ее увидят, каждый мужчина в лагере захочет такую жену, не важно, свободен он или нет; ты, быть может, о том и не догадывался, но вы, мужчины, в подобных делах мало чем отличаетесь от кафров. Уж мне ли не знать, что цвет кожи тут ни при чем!

Продолжая болтать в своей обычной манере, старая фру за руку вытянула меня из фургона, словно какого-то нашкодившего мальчугана. Я не мог высвободиться из ее могучей хватки, а когда сия корпулентная особа сделала шаг-другой назад, мне было нечего противопоставить ее весу. Юные буры, которые последовали за фру, зная, какая роль ей отведена, встретили мое появление воплями и смехом, и это немедленно привлекло к нам всеобщее внимание.

– Слишком поздно отступать, англичанин! Ты уж постарайся в обморок-то не упасть! Если собрался передумать, раньше надо было! – Все это и многое другое кричали мне мужчины и женщины, и от их криков, визга и нескромных пожеланий мое лицо, должно быть, приобрело цвет красной болотной лилии.

Хвала Небесам, мы вскоре пришли туда, где стояла Мари, окруженная восхищенной толпой. Она была в струящемся белом платье, сшитом из простой, но благородной материи, а на ее темных волосах лежал венок, сплетенный девицами лагеря (эти мастерицы сгрудились стайкой за моей невестой).

Мы встали лицом к лицу. Наши глаза встретились. О, сколько было в ее очах доверия и любви! Я ощутил себя словно зачарованным, откровенно сбитым с толку. Чувствуя, что от меня ждут каких-то слов, я пробормотал: «Доброе утро», отчего все снова расхохотались, а старая фру Принслоо воскликнула:

– Видали вы этакого дурня, а?

Даже Мари улыбнулась.

Но вот откуда-то появился Пьет Ретиф, в грубом платье для верховой езды и высоких сапогах, как обычно одевались буры в те дни. Он передал «рур», который держал в руках, одному из своих сыновей, долго шарил по карманам и наконец извлек книгу, в которой нужная страница была заложена стеблем травы.

– Так, – произнес он, – ну-ка тихо! Проявите уважение и помните, что я сейчас – не просто человек. Я сейчас священник, а это совсем другое дело; будучи коммандантом, фельдкорнетом и прочими офицерскими чинами в одном лице и располагая законными полномочиями, я намерен поженить этих молодых людей, и да поможет мне Господь. И чтобы никто из вас, свидетелей, не говорил впоследствии, будто они обвенчаны неправильно или незаконно, потому что ничего подобного я не допущу!

Он перевел дух, а кто-то крикнул по-голландски: «Слышим, слышим!» Ретиф взглядом испепелил нарушителя тишины и продолжил:

– Юноша и девушка, как вас зовут?

– Не задавайте глупых вопросов, коммандант, – вмешалась фру Принслоо. – Вам прекрасно известны их имена.

– Конечно известны, тетушка, – ответил он, – но в сей миг я должен притвориться, будто не осведомлен заранее. Вы что, знаете закон лучше моего? Так, погодите, а где отец невесты? Где Анри Марэ?

Кто-то вытолкнул Марэ вперед, и он молча встал рядом с нами. Он смотрел на нас со странным выражением лица, а в руке у него было ружье, поскольку он уже приготовился к отъезду.