Последние флибустьеры - Эмилио Сальгари Страница 59

В сумерках трещали крупные лесные сверчки, мрачно выли койоты, помесь волка и лисы, волны сверкающих светлячков сталкивались со стволами деревьев, создавая восхитительное зрелище. Издалека временами доносилось чье-то рычание, и невозможно было определить, какому животному оно принадлежит. Этот рык заглушал все прочие лесные звуки.

На маленькой полянке уже похрапывали. Солдаты из немногочисленного эскорта маркиза де Монтелимара, устав после долгого марша, спали как сурки, выставив к небу животы и вытянув ноги к огню.

Старый сержант поднялся, не выпуская аркебузы из рук. Он обошел вокруг палатки маркиза, тщательно прислушался, поглядел на своих товарищей, побежденных непреодолимым сном, и подошел к дону Баррехо, который, естественно, не имел никакого желания засыпать или бормотать молитвы. Присев на траву, сержант спросил вполголоса:

— Де Люсак, вы сказали?

Гасконец, притворявшийся спящим, открыл глаза.

— Да, де Люсак, — ответил он.

— Я считал, что в мире есть только один Люсак, но тот находится в Гаскони, — сказал глубоко взволнованный сержант. — Оттуда вышли лучшие клинки Франции; они привели в изумление Испанию и Германию.

— Так что же вы хотели сказать, добрый человек? — спросил дон Баррехо, у которого чаще забилось сердце.

— Что я тоже родился в Люсаке, — ответил сержант. — Ваши предки владели замком, не так ли?

— К сожалению, замок был в плохом состоянии, — вздохнул гасконец. — В семье никогда не было денег на реставрацию. Гасконь ведь никогда не была богатой землей.

— Это я знаю лучше вас, сеньор.

— Так что же вы хотите?

— И вы меня об этом спрашиваете? — удивился старый сержант. — Когда встречаются два гасконца и видят, что им угрожает опасность, они по-братски объединяют свои драгинассы и помогают один другому.

— Тю!.. Еще один гасконец!.. — вырвалось у дона Баррехо, задышавшего полной грудью. — Во второй раз встречаю гасконца в Америке.

— И вы когда-нибудь обижались на первого?

— Никогда!..

— Владельцу замка Люсак не придется обижаться на одного из своих старых вассалов. Случится желаемое: вас завтра утром не повесят.

— И я считал, что меня не удавят на каком-нибудь толстом суку.

Сержант, казалось, охваченный сильнейшим волнением, поднялся, еще раз обошел вокруг палатки маркиза, посмотрел на своих товарищей и молча развязал связку аркебуз, положив их перед доном Баррехо.

— Не знаю, что будет, — сказал он пленнику, разрезая ножом путы, привязывавшие того к дереву. — В любом случае, не думайте обо мне. Гасконцы всегда сумеют выпутаться из самых опасных ситуаций, даже при самых сложных обстоятельствах.

— Что я должен делать?

— Бегите в лес, сеньор мой, и разрядите все эти аркебузы в воздух. Пока я подниму тревогу, вы будете далеко. Скажу вам, что в окрестностях находится около трехсот испанцев; их ведет за собой хорошо натасканный мастиф. А теперь приведите себя в порядок и помните, что даже гасконцам в подобных случаях судьба дважды не улыбается.

Дон Баррехо поднялся.

— Вот моя рука, дружище, — сказал он. — Никогда не забуду, что тебе я обязан жизнью. Если ты в один прекрасный день вернешься в Люсак, поклонись от меня башне, которая все еще должна возвышаться над замком моих предков, если только не рухнула.

Он взял шесть ружей, которые его соотечественник сложил у его ног, кивнул на прощание головой и спокойно (по крайней мере, на вид) ушел.

Старый сержант тем временем бросился на землю, притворяясь спящим.

Через несколько минут в лесу один за другим прозвучали пять ружейных выстрелов. Дон Баррехо изображал атаку на маленькую полянку, стреляя между тем в воздух, чтобы не поранить своего соотечественника.

Эхо первого выстрела еще не улеглось, когда раздались крики старого сержанта:

— К оружию!.. Флибустьеры!.. Спасайтесь!..

Дон Баррехо услышал эти крики, ругательства, потом — суматоху и поспешные команды; наконец, раздался выстрел из пистолета, как это показалось гасконцу.

— Ну а теперь, дружище, ходу! — сказал он себе.

И он побежал изо всех сил, отчаянно, наобум, отыскивая тут и там проходы и не всегда находя их.

Внезапно впереди замаячила бледная тень, за которой виднелась человеческая фигура. Дон Баррехо прямо-таки зарычал и прицелился из последней неистраченной аркебузы.

— Проклятый мастиф!.. — закричал он. — Умри же!..

Вспышка разорвала потемки. За нею послышался жалобный скулеж. Славная собака, которая вела за собой испанский арьергард, упала и больше не поднялась. Гасконец, воспользовавшись страхом, на мгновение охватившим поводыря, сделал четыре или пять прыжков и исчез в лесных зарослях.