Когти Каганата - Константин Жемер Страница 58

Сильные руки аккуратно опустили труп на дощатый пол, а нож, оттершись от крови о покрытый росой плащ убитого, вернулся в деревянные ножны на поясе старшего лейтенанта Фитисова.

Фитиль выпрямился и оглядел вытянутый прямоугольник вражеского лагеря. Пока все шло хорошо – ни один часовой не успел поднять тревогу: те, что «куковали» на оставшихся трех вышках, в момент нападения наверняка также по-идиотски лыбились во сне, а парочка у ворот резалась в карты, и тоже благополучно прозевала визит Костлявой.

«Интересно, кому из тех двоих больше везло в игре?», – ухмыльнулся про себя старлей. Оглядев напоследок дело рук своих, он перемахнул через перила, и скользнул вниз по лестнице с той акробатической ловкостью, которая при спуске по трапу присуща военным морякам. Оказавшись на земле, одессит, почти не таясь, направился к затянутым камуфляжной сеткой палаткам в северной части лагеря.

«Ну, точь-в-точь юрты монголов с картин Верещагина… Нет, скорее это шатры североамериканских переселенцев, движущихся на Дикий Запад. Как известно из романов Фенимора Купера, индейцы Сиу или Делавары всегда нападали на поселения бледнолицых в предрассветные часы. Ибо знали, что в это время человеку, стоящему на часах, труднее всего противиться сну».

Расслабленные часовые заставили и Фитисова немного расслабиться – увертюра, так сказать, сыграна, остался сущий пустяк – сам концерт. Начать и кончить! Скупыми дирижерскими взмахами он рассредоточил свою группу по лагерю. Сам встал у крайней справа палатки. Итак, пауза в один такт…

Откидывается палаточный полог и прежде, чем он опускается, нож Фитисова снова успевает отведать крови. От койки к койке, скорее-скорее, пока миазмы смерти и приглушенные стоны товарищей не подняли спящих. Скорее-скорее: одна рука зажимает рот человека, готового «сорваться с крючка» последнего неспокойного сна – зажимает, будто упругое тело скрипки, вторая – орудует ножом вдохновенно, как смычком. Мелодия выходит тихая – настолько тихая и тонкая, что только истинный «меломан» способен оценить мастерство исполнения. В палатке жило пятеро. Пятеро в ней и умерло.

Фитиль хмуро оглядывается. За себя он не переживал ни минуты, зато волновался за остальных – как они там?

Ответом командиру стала тявкающая автоматная очередь снаружи.

Из палатки Фитисова буквально вынесло, но беспокоился он зря – диверсантам везло. Что до выстрелов – шут с ними, никого те выстрелы всполошить уж не в силах – не осталось живых немцев. Правда, командир всё равно вставил «пистон» нерадивому Суслину за то, что тот дал очухаться одному из фрицев, но это так, для порядку. Другое дело – Иван-Абрам. Пытливый и вдумчивый боец между делом успел оббежать весь лагерь и выяснить, что занятыми оказались лишь пять палаток, остальные пустовали.

Мысленно подсчитав, Фитисов нахмурился – около двух десятков где-то гуляющих эсесовцев и их опасных дружков-азиатов – это вам не фунт изюму.

Плоды труда немецкой экспедиции не просто бросались в глаза – они поражали. Огромный пласт земли – метра четыре, не меньше – сняли, обнажив вход, ведущий в подземелье. Весьма древний, к слову сказать, вход.

Подойдя к нему, Фитиль присвистнул: «Ага, вот куда подевались недостающие фрицы! И, если отмести легкомысленное предположение, что им посреди ночи взбрело в голову лезть под землю, то получится, что «кукуют» они там со вчерашнего дня».

Затаив дыхание, он прислушался. Подземелье хранило молчание.

«Похоже, глубоко! Подорвать бы эту яму к едрене фене и не выяснять, насколько она глубока! Или же устроить засаду по всем правилам, дождаться, когда немцы вылезут на свет, и вежливо отнять у них все находки. Но засада возможна, когда есть время, но его-то, как всегда, в обрез: а ну, как из Цимлянской ещё фрицев набежит? Делать нечего, придётся лезть внутрь!»

Подозвав Слюсара, Фитиль распорядился:

– Убрать жмуров, и следы борьбы убрать. Шоб выглядело так, словно фрицы всей кодлой ломанулись под землю или куда подальше... Вперёд, в темпе престиссимо ^[110]! Исполнение проверю!

Сам же пошёл отворять ворота для археологов и примкнувшего к ним особиста. Дорогих гостей водить задворками не принято, тем более заставлять ползать под заграждением из колючей проволоки, как прошли сами разведчики.

Впереди, важничая, вышагивал Никольский и ораторствовал перед учеными о превосходстве бдительного советского воина, вооружённого идеями марксизма-ленинизма, над фашистским воякой, ослеплённым измышлениями Гитлера о собственном национальном и расовом превосходстве. Артюхов слушал плохо – вертя головой, он старался высмотреть что-нибудь более интересное, а Крыжановский неожиданно для себя мысленно согласился с занудой-младшим лейтенантом. По крайней мере, в той части, что современным немцам действительно недостаёт бдительности. Далековато им до приписываемых нацистской пропагандой предков – скандинавских викингов-варягов, о которых слава шла, будто они никогда не спят. Наблюдая коду ^[111] Фитисовского «концерта», а именно – вынос тел, Герман со всей определённостью представил, каким именно образом разведчики «очистили» палатки.

А устройство лагеря! Даже если бы немцы всполошились и начали выбегать из палаток, то тут же на входе стали бы сталкиваться и мешать друг другу, что так или иначе способствовало бы поражению. У викингов подобного случиться не могло: в их военных лагерях выходы из шатров вели в разные стороны – специально, чтобы воины, выбегая, не мешали друг другу.

Показался Фитисов, вид он имел сосредоточенный. Рассеянно кивнул, то ли приветствуя «туристов», то ли собственным мыслям.

– Товарищи археологи, вам, наверное, будет любопытно, – сказал он, не выходя из состояния задумчивости, и мотнул головой на палатку за спиной. – Здесь гитлеровцы складировали всё, что нашли, пока рыли землю…

Не дожидаясь дальнейших разъяснений, Артюхов шмыгнул мимо старлея вовнутрь – только полог колыхнулся. Герман хмыкнул, пошел следом и успел услышать как Никольский подступился к командиру с вопросом: не находили ли его бойцы чего-либо неположенного, способного поколебать основы марксизма-ленинизма и повредить бдительности – вроде развратных открыток или шнапса?

В палатке Артюхов пришёл в бешенство.

– Нечего сказать, хорошо потрудились эти гитлеровские учёные, – процедил он, осматривая наваленные кучей предметы. – Только какие же они после этого учёные!? Варвары! Готы, гунны и вандалы!!!

В подтверждение своих слов археолог выхватил из кучи осколок какого-то кувшина и потряс им в воздухе.

– Гляди, это разбито лопатой! А ещё говорят о немецкой аккуратности и методичности!

– Думаю, немцы использовали на раскопках труд местных жителей, так что скорее всего кувшин уничтожен отечественной лопатой, – не согласился Крыжановский, которому припомнилось, как сам Артюхов уничтожил кувшин при помощи сабли.