Яд для Наполеона - Эдмундо Диас Конде Страница 57

Сара прикрыла глаза и провела рукой по лицу.

— Не надо, не продолжай. Тебе тяжело вспоминать это, — тихо сказал Жюльен.

Она кивком подтвердила, что так оно и есть, однако заговорила снова:

— Это случилось зимой. Перед сном он всегда заходил ко мне, чтобы пожелать доброй ночи. Он входил, шумно дыша и шаркая ногами, и говорил: «Привет, доченька». Он сам приносил мне угольную грелку, чтобы подогреть мою постель… Тот день выдался на редкость студеным, а к ночи ударил мороз. Вопреки обыкновению он не пришел пожелать мне спокойной ночи. Грелку мне подготовила служанка, и я моментально уснула, едва забралась под толстое одеяло. Не знаю, сколько времени я спала, но меня внезапно разбудила заплаканная мать. Отец сидел в гостиной мертвый, уронив голову на грудь. Его задушили шелковым галстуком. Позже мать рассказала, что за много месяцев до этого его не оставляли в покое ищейки Фуше.

Жюльен стиснул руки.

— Меневаль?

— Узнать это невозможно. Тем более доказать… В детстве больше всего на свете я обожала смотреть на звездное небо. Глядя на звезды, я не чувствовала себя одинокой и, кажется, ничего на свете не боялась, кроме темных, беззвездных ночей.

— Помнишь, как мы тогда чуть не убежали вместе? — спросил Жюльен.

— И ужасно напугали маму. Она решила, что ты хочешь похитить меня.

— Да. Я бы и похитил — мне казалось, что я тебя защищаю, — признался он.

— Я это знала.

— Сейчас тоже еще не поздно.

— Что не поздно? Защитить меня или вместе убежать? — в глазах у Сары промелькнул какой-то особый блеск.

— И то, и другое, — ответил Жюльен, не сводя с нее взгляда.

Сара помолчала и произнесла фразу, в которой прозвучало какое-то пожелание:

— Та ночь была звездной, не такой, как сегодняшняя, — и замерла, глядя через окно на небо.

Услышав эти слова, Жюльен вдруг принялся что-то искать по карманам и наконец нашел. Он вынул руку из кармана, поднес к губам, разжал кулак и осторожно подул на ладонь. Пламя свечей колыхнулось, перед лицами молодых людей, взвилось причудливое облачко пылинок.

Медленно кружась в воздухе, они феерически искрились и переливались, похожие на сотни звезд.

— Теперь ты не можешь сказать, что эта ночь темна, — пояснил Жюльен.

Они застыли, глядя друг на друга сквозь мерцание рукотворного звездного тумана. Вокруг них шумели и гомонили люди, кто-то чихал или покашливал, раздавался шум сдвигаемых лавок и табуретов. Но наконец и они вернулись в атмосферу бурного ничегонеделания и сладкой праздности, где сгустились облака табачного дыма.

— Я непременно обвенчаю эту пару, — пообещал кюре Жерому и Батисту. — Они так влюблены друг в друга… Стоило им войти сюда, как я это сразу понял, с первого взгляда. У меня на подобные вещи особое чутье. Вернее дар. Потому-то я и стал священником.

Мадмуазель Барро, которая краешком глаза наблюдала за братом, вздохнула и покачала головой.

Ранним утром, когда на постоялом дворе все или почти все спали праведным сном, отец Барро внезапно проснулся: ему почудилось, что в дверь постучали.

Поначалу он подумал, что ему померещилось. Он протер глаза и прислушался. Стучали очень тихо, по три-четыре дробных удара за раз. Воображение иногда играло с отцом Барро неприятные шутки. Дрожа, он зажег свечу и, с подсвечником в руке, как был в ночной рубахе и спальном колпаке, направился к своей двери, но открыл ее не раньше, чем принял все надлежащие меры предосторожности.

Перед ним, с таким же подсвечником, предстал Жюльен — судя по свисавшим из-под воротника концам галстука, времени на то, чтобы привести в порядок одежду, у него было в обрез.

— Отец Барро, прошу вас безотлагательно совершить обряд венчания.

— Благословен Всемогущий Господь! — воскликнул священник, молитвенно сложив пред собою руки.

— Как можно скорее, падре, — настаивал Жюльен, совершенно уверенный в том, что благодарность святого отца уже достигла Всевышнего и можно приступать к делу. — Мы сейчас уезжаем.

— Ах, сын мой! Бурный роман! Вот он — единственно правильный путь! — восторженный кюре окончательно проснулся, вознес руки к небесам и возопил: — Я знал это! — и оставив Жюльена в двери, заметался по комнате в поисках облачения. — Я венчаю вот уже на протяжении сорока лет и распознаю истинно любящие друг друга сердца, стоит мне лишь один раз взглянуть на пару. Сестре я постоянно втолковываю: «Шарлотта, дорогая, замуж выходи только по большой любви. На кой черт тебе выскакивать за кого попало? Разве тебе плохо со мной?» Ах, вот и мадмуазель!.. — В порыве чувств он прижал к груди Библию, завернутую в нежно-лиловую столу. — Я это предвидел! Понял сразу, как только вы ступили на порог!

Стараясь не шуметь, чтобы никого не разбудить, совместными усилиями они подготовили в углу, у того окна, где ужинали Сара и Жюльен, место для совершения таинства бракосочетания. Кюре поверх сутаны надел стихарь, чрез плечо перекинул нежно-лиловую столу, взял в руку требник и четки. Грудь его украшало серебряное распятие.

Стоя напротив жениха и невесты, священнослужитель отдавал последние распоряжения обряда. Позади молодых, на расстоянии шага, он расположил свидетелей — заспанных Жерома и Батиста, поручив каждому держать внушительных размеров свечу.

Все происходило в такой спешке, что во многом приходилось импровизировать. Поскольку на приготовления времени практически не было, Жером, которого никто никогда не видел с не напомаженными волосами, предстал именно в таком виде; даже отец Барро не сразу признал его, приняв сначала за незнакомца, остановившегося накануне переночевать. А у бравого Батиста был полный беспорядок в одежде, гораздо более живописный, чем у жениха.

— Итак, мы собрались здесь, преисполненные радости, дабы соединить узами святого брака замечательную пару, — кюре умолк, с восторгом взирая на жениха и невесту. — Замершие в напряженных позах, с застывшими лицами, Жером и Батист пребывали в состоянии сна наяву. — Сара и Жюльен, прибыли на постоялый двор «Разочарование» и перед ликом Господа Бога, по собственной воле… — кюре вдруг запнулся.

Жерому и Батисту, которые дремали с открытыми глазами, вдруг показалось, будто их опалило небесным огнем. Мгновенно стряхнув с себя остатки сна, свидетели, однако, поняли, что это просто оплавляющийся воск обжигает пальцы, и безропотно смирились с новым испытанием. Братья, со свойственным им присутствием духа, остались по-прежнему недвижны как изваяния.

— Дорогая Сара, хотите ли вы взять в мужья вашего возлюбленного Жюльена? Обещаете ли вы перед Господом Богом быть верной ему, любить и почитать его в здравии и болезнях, в бедности и богатстве? Обещаете не дать увянуть вашей любви и хранить ее изо дня в день, пока смерть не разлучит вас?

— Да, хочу и обещаю, — произнесла Сара и расцвела в улыбке.

Кюре, весьма внимательный к деталям, обратив внимание на страдальческие лица свидетелей, решил, что они расчувствовались, и тотчас ощутил, что и сам готов всплакнуть.