Колодезь - Святослав Логинов Страница 57

Семён не смог сдержать вздоха. Вот она, жизнь… Хотел как лучше, а не принёс девке ничего, кроме беды. Теперь он вдовый, и тоже через своё бессердечие, а появись здесь Дуняша, что тогда? Ведь знал, куда едет, а Анюте обещал вернуться. Не помнилось тогда о нечаянной мусульманской жене. Мечтая о Дербенте, думал про месть, а о хороших людях, которых, даже будучи рабом, встречал немало, — запамятовал.

* * *

Разграбивши Дербентский присуд, Разин повернул на Ширван. До столицы Ширван-шаха города Шемахи было не достать, город оказался хорошо укреплён и удалён от берега. Зато тем горше пришлось прибрежному торговому городишке Баке. Стремительным налётом город был разорён напрочь. На струги стаскивали отнятые пожитки богатых горожан, купеческие товары, волокли пленных татар. Свой первый выход Семён вместе с полусотней товарищей провёл в невольничьи ряды, откуда привёл целую толпу народа. Всех, кто был выставлен на продажу, казаки освободили, посбивав цепи, колодки и ошейники. Пленные русичи немедля хлынули на ватажные корабли, понимая, что только там можно быть в безопасности. Туда же приволокли и похватанных купчин, требуя за них выкупа золотом и русскими рабами. Обрадованная татарская голытьба, как уже и на Волге бывало, и не думала давать отпора пришельцам, а кинулась грабить своих богатеев. Ещё целую неделю после ухода казаков город горел.

На базаре Семён пристально расспрашивал прибылых купцов о Мусе и даже отыскал нескольких, Мусу знававших. А что толку с тех рассказов? Лишь один тезик сказал, что видел Мусу этой весной в Бейруте. Значит, выжил ыспаганец и ждёт встречи с бывшим рабом… значит, стоит искать встречи.

В Баке казаки перехватили и русское посольство, отправленное тишайшим царём к Аббас-шахову величеству. Послы везли грамоту, в которой много говорилось о бездельных казаках, шатнувшихся на простор Каспийского моря. Грамоту прочли на кругу:

— …посланы на них нашего царского величества ратные люди, велено тех воровских людей побивать и разорить. И ныне после бою и разоренья достальные воровские люди от устья Волги реки на Хвалынское море побежали, избывая своей смерти, где бы от наших ратных людей укрыться. А наши царского величества ратные люди за ними вслед неотступно промысл чинят, и чтоб тех воров искоренить и нигде б их не было. А вам бы, брату нашему Аббас-шахову величеству, своей персидской области околь моря Хвалынского велеть остереганье учинить, и таким воровским людям пристани бы никто не давал и с ними не дружился, а побивали бы их везде и смертью уморяли без пощады. И для извычайного промыслу над теми ворами, от чего они будут с вашие стороны страшны, при сём же нашем посланном поехал к вам верные службы годного и хвального рыцерства полковник рыцарь Пальмар, который может от злых людей славно и честно государство ваше оборонять.

Рыцарь Пальмар стоял здесь же, трясясь краще овечьего хвоста и ожидая себе всяческой смертной муки. Однако случилось так, что на атаманов напала добродушная минута, и царское посольство, лишённое даров и грамот, было всего лишь выдрано плетьми и отпущено восвояси.

Вечером атаманские мысли переменились, Разин напился пьян, во гневе рвался порубить успевших скрыться послов, злобно грозил воеводам и самому царю. Ночью в городе заполыхали новые пожары, а утром огрузневшая флотилия снялась и, бросив истерзанную Баку, шатнулась на юг.

Месяц грабёжники бесчинствовали посредь моря, налетая на прибрежные деревеньки, грабя рыболовов и побивая беспечных купцов, высунувшихся на простор со своим товаришком. Среди челнов и стругов всё больше становилось купеческих бус и плоскодонных морских лодок. Клич «нечай!» гремел от Апшерона до Мангышлака. По реке Куре ватага поднялась в Грузинский уезд, показав, что не только узбекам и персам, но и старым знакомцам — туркам, которым принадлежит Грузинская земля, не стоит забывать о казацкой вольнице.

Всё это время Семён был как в угаре. Жизнь развернулась и пошла по второму кругу, раздавая долги и сводя счёты. Особенно сильно нахлынуло это чувство, когда ему повстречался обоз бааб-аги, привычно собиравший среди грузин отроков для султанской службы. Семён, не колеблясь, объяснил сотоварищам, кого им довелось поймать, и народ рассвирепел. Янычары, идущие с бааб-агой, были немедля порублены, а сам ага повешен. Тех рекрутов, что постарше, казаки отпустили восвояси, малышей отвели к дому грузинского священника и препоручили заботам батюшки, велев переправить детишек по домам.

Возвращались к реке гордые добрым делом, а Семён вдруг вспомнил, как сучил ногами, дёргаясь в неумолимой петле, седобородый бааб-ага, и на сердце стало прескверно. Вроде бы поделом досталось злокозненному аге, а радость куда-то пропала. Сторицей воздаёт господь старым обидчикам, и от этого мщения новый круг жизни улит кровью сторицей против первого.

Всё дальше на юг отплывали челны, отмечая свой путь насильством и пожарами, и вскоре перед стругами заголубел гилянский берег, мелководный Энзели-кальи, холмы, покрытые знаменитыми гилянскими дубравами, а за ними дразняще замаячил прохладный город Ряш, любимый персидскими толстосумами.

Казацкие струги безбоязненно вошли в тесную горловину залива, но не успели пристать к берегу, как обнаружили, что попали в заботливо расставленную ловушку. Вместо жирных купцов и беззащитных летних усадеб на берегу сурово замаячили ряды персидского войска. Добрались-таки царёвы посылыцики до шах Аббасова величества, а быть может, великая наглость ширванских грабежей подсказала Будан-хану — наместнику шаха в Гилянских землях, что налётчики не насытятся взятым добром и решат высадиться в Гиляни.

Первой мыслью казаков было повернуть вспять, но и там дорога оказалась заперта: поперёк узкого пролива уже была натянута великанская цепь, выкованная, как врёт предание, ещё во времена Александра. А за железной преградой неустанно кружили каики и бусы, на которых также ожидали шах-севены.

Войско шах-севенов сродни турецким янычарам, хотя и набирается среди правоверных. Но учат будущих солдат так же старательно. К тому же появилось новое персидское войско совсем недавно — при отце нынешнего шаха — и потому ещё не успело избаловаться и службу помнило. Неудивительно, что даже бывалых казаков пробрала жуть.

Разин приказал поспешно волоком тащить челны через неширокий перешеек, стремясь уйти из неудобного места. Но, очевидно, и персы понимали, где именно могут утечь гяуры, и позаботились заблаговременно перекрыть и этот путь. Два войска сошлись на узкой песчаной косе.

Впервые со времён незабвенного маскатского сидения Семён участвовал не в налёте на дурно вооружённых степняков или мирные татарские становища, а в настоящем бою против обученных воинов. Преимущество в ружейном огне помогло казакам отбиться, но провести корабли в море не удалось. К тому же чуть не четыре сотни казаков остались лежать на песчаной косе. И неважно, что персов погибло чуть не вдвое больше, у Будан-хана войск не занимать.

Ночью в казацком лагере царило беспокойство. Впервые казаки призадумались, что даже великое войско бывает побито, ежели схватится с величайшим. Знатоки припомнили, что уже бывало такое: лет с пятьдесят тому ушёл с Яика в бухары тысячный казацкий отряд, а домой не вернулся ни единый человек. Сказывали, что дед нынешнего хивинского хана объявил газават и казаков, сунувшихся в Хорезм, побили всех до последнего.