Своя гавань - Елена Горелик Страница 57

«Ну, что ж, шрам на губе меня совсем не уродует. Наоборот, придаёт некоторую дополнительную привлекательность. Настоящего мужчину шрамы украшают. И синяк под глазом, если его припудрить, будет совсем не виден, особенно в тени широкополой шляпы».

Рассматривая своё лицо в маленькое зеркальце, купленное, якобы, для девицы, за которой он ухаживал («Вот ещё! Дарить такие дорогие вещи девкам! Слишком жирно для них. И так любить будут!»), но на самом деле предназначенного для любования самим собой, когда этого никто не видит, размышлял Диего. О, он прекрасно понимал девок, млевших при виде такого великолепного мужчины, настоящего идальго («Ну и что ж, что титула пока нет. Настоящий идальго и без титула всё равно остаётся идальго!»)

Диего привычно улыбнулся и сердце его пронзила боль. Чёрная выщербина там, где когда-то были великолепные зубы…

«Maldito ladron! Иисусе сладчайший, пусть будут прокляты все предки чудовища, сотворившего ТАКОЕ преступление! И все его потомки до седьмого колена!»

У Диего от огорчительного зрелища на глаза навернулись слёзы.

«Да как же мне плакать, не рыдать от вида того, что этот… — Диего замялся, пытаясь найти точное и уничижительное определение для обидчика, но не преуспел в этом. Без того не слишком большой его словарный запас, буквально замораживало от обиды. — Месть! Страшная, изощрённая месть будет единственно правильным ответом этому негодяю. Чтоб там отец об опасности этого бандита не говорил. Хорошее дело Педро предложил. Странно даже, что его он придумал, а не я. Наверное, это из-за моего огорчения. Вообще-то, ему до меня, как мулу до кровного рысака. И девки его без предварительной оплаты любить отказываются. И денег его отец при нашествии пиратов куда больше потерял. Надо будет одеть шёлковую рубашку с кружевным воротником. У него такой нет, пусть завидует и знает своё место!»

Отец Диего, сеньор Луис Эстрада, слыл далеко не бедным купцом. Даже потеря трети имущества, отнятого при захвате Санто-Доминго французско-пиратскими войсками, не слишком сильно ударила по его делам. И под властью короля Людовика Французского им неплохо жилось. Но когда остров захватили пираты, для семейства Эстрада наступили нелёгкие времена. Новоявленную республику пока признала только Франция, которая вела войну как с Испанией, так и с Голландией. Торговавший ромом и сахаром Луис Эстрада сразу почувствовал себя не у дел: в испанские и голландские гавани его кораблям теперь путь заказан, англичане собственный ром гонят не хуже, а французы строго лимитировали ввоз этого матросского пойла в свои колонии. Торговля в Санто-Доминго ожидаемой прибыли тоже не дала: хоть пираты и поглощали ром немеряно, но по новому закону товары, производимые в Санто-Доминго, в пределах острова должны были продаваться с наценкой не выше двадцати процентов от себестоимости плюс расходы на доставку. А какие тут расходы на доставку, если заводик Луиса Эстрады находился чуть не в самом порту? Попытка завысить себестоимость на бумаге едва не закончилась солидным штрафом: эта чёртова разбойница так поставила дело, что учитывался каждый песо в кармане каждого купца. Где такое видано? Луис Эстрада, повздыхав, подсократил кое-какие расходы — в частности, на единственного сыночка и его вовсе не детские забавы — и смирился. Ром и сахар — вот всё, что интересовало почтенного купца, ведь они давали пусть и не слишком большой, но всё же стабильный доход. А эти новоизобретённые штучки его попросту пугали. Ну какие добропорядочные христиане, скажите на милость, станут покупать сахар, если он будет упакован в эти чёртовы бумажные пакетики? Луис Эстрада только плевался, когда услышал о новшестве. Но когда узнал, что горожане как раз после этого нововведения валом повалили в магазины конкурентов-лягушатников, и с удовольствием берут сахар, развешенный в фабричные пакетики с напечатанными на них картинками, опять вздохнул…и завёл у себя ту же моду. Потом кто-то из французиков изобрёл новый способ очистки сахара, и стал предлагать на продажу не нечто жёлтое, а мелкие белоснежные кристаллы. А чтобы привлечь покупателей, самолично угощал любого желающего чашкой кофе, подслащённого очищенным сахаром. Само собой, горожане и иностранные купцы едва не снесли дверь в лавке изобретателя, расхватывая диковинный товар, едва он появлялся на прилавке и складах. Опять убыток Луису Эстраде. А купцы очень не любят, когда им приходится терпеть убытки.

То, что пару месяцев назад предложил Рудольфо Сантос, торговец галантереей, показалось сеньору Эстраде вполне разумным. Этот португалец вообще славился неплохими идеями. Хотя в «царстве» сеньора Сантоса как раз всё в порядке — достаток в Санто-Доминго сейчас таков, что даже матросские жёны могли себе позволить праздничное платье с бантиками и хотя бы одну пару шёлковых чулок — пиратскую власть он почему-то очень сильно невзлюбил. Причина сего сеньора Луиса Эстраду не интересовала. Важно было вернуть Эспаньолу под власть испанской короны. А если в сём несомненно благом деле будет и его лепта, то родина не замедлит отблагодарить своего верного подданного…

— Тихо ты! Услышат!

— Да молчу я, молчу…

Диего сидел, скорчившись в три погибели, в какой-то пыльной кладовке и проклинал тот миг, когда послушал Педро. Кой чёрт они тут собирают паутину на свои нарядные камзолы? Неужто нельзя было пристроиться как-нибудь поудобнее?.. Впрочем, может, не так уж и неправ Педро? Щёлка узкая, но они втроём всё прекрасно видели. Да, втроём: как же без Руиса? Ведь его отец тоже здесь! А происходило в доме сеньора Сантоса нечто удивительное. Заговор! Заговор против проклятых ладронов! Давно пора, видит святой Доминго, да защитит он остров, названный в его честь!

— …одной акцией не обойдётся, — запальчиво говорил… нет: скорее, вещал Рудольфо Сантос. — С каждым днём на острове становится всё больше приезжих колонистов. Подъёмные обещаны таковы, что они тащат с собой свои семьи вплоть до троюродных дедушек. С каждым днём они всё прочнее пускают корни в этой земле, и вскоре мы обнаружим, что вся торговля, все ремёсла в Санто-Доминго принадлежат чужестранцам! А мы с вами, уважаемые сеньоры, будем вынуждены отдать наших сыновей на работу в их лавки и самим наниматься к ним в услужение! Я уже не говорю о том, что наши супруги и дочери должны будут идти работать на бумажную фабрику проклятого француза Рамбаля, дабы не умереть с голоду! Давно я хотел сжечь его богомерзкое заведение!.. А что алькальд? Дон Альваро продал душу дьяволу, это уж точно!..

— Врёт папаша, — тихонечко хихикнул Педро. — Два месяца назад он сам набивался к Рамбалю в компаньоны, а тот отказал. Вот батюшка и злобствует.

Кто-то из присутствовавших на собрании сеньоров шикнул на Сантоса-старшего, и дальнейший разговор шёл уже на заметно пониженных тонах. Так что трое наследничков уже ничего не услышали. Педро осторожно вывел их из кладовки, после чего молодые люди отправились в его комнату — почиститься и обсудить услышанное.

— Чтоб тебе подавиться, Педро! — шипел Диего, разглядывая свой бархатный камзол, который сейчас «украшали» разводы пыли и целые полотнища грязной паутины. — Разве это отчистишь?

— Отчистишь, отчистишь, — ухмыльнулся Педро. — Вот щётка.