Кладоискатель и доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков Страница 57

— Ночью обложим его дом сеном и подожжем, — мстительно изрек Балдорис, поглаживая рукоять револьвера, укрывшегося под пончо от глаз шерифа, — а всех, кто будет выскакивать, перестреляем с разных сторон.

— Правильно, давайте казним негодяя! — к моему удивлению, поддержал его законопослушный мент Дима.

— Изрешетим избушку из пулемета! — прорычал дорвавшийся до кровушки Боря, которому было нечего терять.

— И накроем ее перекрестным огнем, — поддержал Аким.

Все оживленно заспорили, как лучше истребить паскудника. Испробовавшим вольницы людям понравился вкус безнаказанности. Даже синьор Дима, пропивший остатки мозгов, возжелал добавить адреналинчика в кровь. «Сдурели нешто, ребятки?!» — подумал я, но останавливать развоевавшихся следопутов не стал. Мне лично было по-барабану, меня и так искала вся милиция города. Маневры заканчивались. Для меня не было разницы, с каким результатом.

Пухлому вообще было на все плевать. Он окутался пахучим дымом, «гоня прочь тугу печаль».

— За свой гамак я легко могу раскрутиться, — подвел он итог дискуссии. — Лесник меня давно доставал, сегодня ему это удалось как никогда.

— Пора в этом деле поставить точку, — авторитетно заключил я. — Месть — вот чего я хочу! Пойдем и произведем с ним окончательный расчет. Подходящие калькуляторы у нас есть.

Однако мой пафос не подчеркнул абсурда милитаристского замысла. К моему внутреннему ужасу, следопуты сочли его вполне естественным.

На обломках изгаженного лагеря нас больше ничего не задерживало, и мы без промедления выступили в поход. Одеяла, спальные мешки — все погибло. Ненужный инструмент мы тоже оставили и двигались налегке, а потому быстро. Шли по старой дороге, ведущей наискось через немецкие позиции к узкой мелкой речке, за которой стоял дом лесника.

Миновали взорванный минометный блиндаж. Крейзи предложил набрать летучек, но Пухлый сказал, что с лесника хватит и стрелкового вооружения. Примерно через полкилометра оставили позади другой приметный ориентир — земляной холм, наполненный сгнившими валенками. Там было нечто наподобие вещевого склада. Завезли немцы снаряжение для зимних боев, но оно так и валялось невостребованное. Залежавшиеся огромные гансовские валенки на деревянной подошве, носимые поверх обуви, издавали отвратнейший запах. Когда мы вскрыли блиндаж, миазмы чуть не сбили нас с ног. От пригорка до сих пор воняло. Причем ощутимо.

На марше мы растянулись цепочкой. Передо мной болтался зеленый сидор Акима, из рюкзачного кармана торчала рукоятью в небо пехотная лопатка. Рядом колыхался вороненый шпалер. Юфтевые ботинки бесшумно ступали по хвойной подстилке. Своим размеренным походняком бывалый раскопщик Аким мог обогнать любого из нас, но вынужден был подстраиваться под самого ледащего путешественника. Ковыляющий на стертых ногах Балдорис терпеливо выдерживал темп, хотя давалось ему это с заметным трудом. Края гансовки взмокли от пота. Я нес его винтовку. Пристроившийся рядом Боря с дегтем на плече, в своей каске блином смахивающий на выведенного из окружения, изрядно поиздержавшегося геринговского десантника, старался приободрить товарища. Балдорис ржал. Аким тоже погогатывал в бороду. Я за компанию погрел ухо.

Речь велась о роботах. На эту тему Борю натолкнул механический походняк измученного Болта.

— Роботы из сигаретных пачек — это штука злая, — сообщил Боря, поглядывая из-под бровей на латышского стрелка. Балдорис внимал. — У тебя был такой? Впрочем, у всех тогда были. Мой до сих пор стоит на шкафу, весь перекосоебился от старости. Я его из «Голден Стара» сделал, была такая индийская отрава по восемьдесят копеек. Фирменный робот получился! Короче, всяк делал какого горазд, вернее, насколько позволяли запасы курева. Один мужик склеил грандиозного робота метра под полтора. Поставил его на шкафу у кровати. Жил он на Петроградской, там в старых домах потолки высокие. Робот почти как человек получился, ва-абще фирменный! Дальновидные друзья, правда, мужика предупреждали о возможной опасности нарушения законов Азимова вследствие неукоснительного соблюдения законов Ньютона, но он не внял. Стоит себе робот и стоит, каши не просит, не кусается, на прохожих не кидается. Короче, никому не мешает. Ну и пусть себе стоит. Как-то случился у мужика праздник. Началось разгуляево как положено: квас-барабас, трахен-бабахен. Бабы пришли. И вот, в разгар интимных отношений, когда амплитуда колебаний опорной поверхности перешагнула критический порог, робот навернулся мужику прямо на спину.

— Можно представить себе реакцию, — сказал я, — парочка в пустой квартире занимается сексом, и неожиданно к ним третьим пристраивается робот с открытой пачкой вместо болта!

— Такие ужасы даже Айзеку Азимову в самом страшном сне не пригрезятся, — захохотал Балдорис.

— Что же сталось с любвеобильным роботом? — спросил я. — Он был репрессирован?

— Он был демонтирован и отправлен на свалку, — закончил Боря.

— Поучительная история, — хмыкнул подобревший от наркомовских ста граммов Аким. — Лишнее свидетельство того, сколь часто конструктор оказывается жертвой собственного изобретения.

— Такой вот был секс-терминатор картонный, — поправил Боря сползший на пузо штык-нож, который при ходьбе мотался и колотил по яйцам.

— Кстати, насчет терминаторов, — добавил я. — Земля, по которой мы ступаем, наполнена ими.

— В каком смысле? — забеспокоился Фома неверующий в пончо из одеяла.

— Отнюдь не в метафорическом, — протиснулся я в шеренгу между Болтом и Борей. — Под Апраксино мы нашли сгоревший блиндаж, а в нем совершенно термоядерного немца. Это был эсэсовец, который занял русский дот и в нем отчаянно сражался. Он выпустил два рожка из автомата и отстреливался из «парабеллума», пока его не сожгли.

— Кому достался пистолет? — оживился прагматичный Балдорис.

— Никому. От огня и ржавчины железо стало как паутина. Но ганс был атомный!

— Мы с батей на Невском пятаке блиндаж откопали, — сбавил шаг и присоединился к нам Аким, — в дальнем краю, где передовая была. Нашли вот такенные мослы и ботинки пятьдесят восьмого размера. Какой-то прол, судя по одежде. Вокруг него восемь трупов немцев и две винтовки валяются, согнутые как луки. Должно быть, ворвался в землянку и начал крушить все подряд, пока не застрелили. Вот как наши воевали!

— И там были герои, и у нас, — дипломатично высказался Балдорис, в жилах которого текла близкая к прусской курляндская кровь.

— Встречаются, встречаются на Руси богатыри, — переглянулся я с Борей, но продолжить не дал возглавлявший колонну Пухлый.

— Лагерь! — коротко оповестил он.

В самом деле, чуть в стороне от дороги на небольшой полянке стоял шалаш и дымился брошенный на произвол судьбы костерок. Поблизости никого не было. Мы заглянули на бивак. Пусто. То есть относительно, конечно: лежали скрученные спальники и четыре объемистых рюкзака.

— Ну-ка, посмотрим, — сунулся в один из них Пухлый. — О, продуктас! Нам он совсем не лишний.