Богатырская дружина Мономаха. Русь в огне! - Вадим Николаев Страница 56

Про остальную жизнь князя Владимира Григорий писал, не стесняясь ничего. Мстислав понял, как мудр Григорий, как точно он знает, что нужно сохранять, о чем умалчивать.

– Люди еще не дозрели до того, чтобы полностью знать историю, – пояснял сам монах. – Рано или поздно они дозреют.

Понимал Мстислав и то, что нужно будет спрашивать разрешения отца. Когда Григорий закончил писать о Владимире, Мстислав поехал в Киев, и Мономах ознакомился с этой частью рукописи. Мягко говоря, не любивший своего, как он сам говорил, проклятого тезку, Мономах вычеркнул лишь некоторые места (например, о том, что князь любил развлекаться сразу с несколькими женщинами одновременно). Остался даже рассказ о том, как убили во имя языческих богов двух варягов-христиан, отца и сына. О том, что к этому имел отношение сам князь (как то было на самом деле), не упоминалось. Но фраза про то, как Владимир со своими людьми приносил жертвы статуям-кумирам, была оставлена.

Однако Мономах настаивал на введении известной легенды о выборе Владимиром веры после разговоров с представителями разных религий.

– Конечно, – говорил великий князь, – этот многоженец и развратник думал только о выгодных отношениях с Ромеей. Но для силы христианства разумнее оставить сказку. Интересно, конечно, получается, – усмехнулся Мономах. – Решил принять христианство и потому отправился брать христианскую Корсунь. Херсонес по-гречески. Ну да ладно.

– А как быть с тем, что, приняв христианство, Владимир остался многоженцем и развратником? – спросил Мстислав.

– А вы перемешайте места, – посоветовал Мономах. – Расскажите о многоженстве и разврате до тех пор, как он примет христианство. Но только не упоминайте, что, женившись на Анне, он отказался от прежних жен, от наложниц, перестал блудить со всеми с кем ни попадя. Достаточно просто сказать, что он жил в христианском законе. Еще… Упомяните смерть Анны, но упомяните и смерть Рогнеды, а также еще одной жены Владимира, Малфриды.

– Почему смерть только этих двух?

– Потому что они умерли раньше Анны.

Когда летопись стала известна многим, это сильно пошатнуло их почтение к Владимиру Первому. Конечно, он оставался святым; но уже через пару веков был лишь местным святым в одном из княжеств. Потом кровавое принятие им христианства все-таки одержало свою победу. Владимир вновь стал святым на всей Руси. Больше того, его кощунственно назвали равноапостольным (равноостопольным, как шутили в кабаках).

Но самое поразительное началось, когда Григорий стал писать о приходе к власти Ярослава Мудрого.

– Святополк Первый, – говорил Григорий Мстиславу, – как и Святополк Второй, был туровским князем. Стал он им в восемь лет, и об этом упомянуто в перечне. Однако во втором перечне, после смерти Вышеслава, Святополк не назван (как и Изяслав Полоцкий). И почему он вдруг оказался в Киеве, когда умер его отец? Сам знаешь, из Турова в Киев скакать долго, помнишь, как долго добирался в стольный град другой Святополк. Если Святополк Первый скакал из Турова, узнав о смерти отца, он должен был оказаться там восьмого, девятого, десятого августа. А пишут, что еще двадцать четвертого июля по его приказу убили Бориса, и при этом Святополк якобы уже находился в Киеве.

О том, что Бориса, возможно, убили варяги Ярослава, Григорий знал и обратил внимание на некоторые детали:

– Нестор, скорее всего повторяя старого летописца, пишет, что обезглавленное тело принадлежало Георгию Угрину, хотя сам утверждает, что тело не было опознано. Как могли убийцы, уже везя тело Бориса, убедиться, что тот дышит? Как мог об этом узнать Святополк, приславший своих варягов? Или он проверял?.. Нет, князь, гораздо убедительнее то, что говорили твои дружинники, и то, что я сам давно слышал у нас в Ладоге. Я знаю, князь, что у твоей жены есть какой-то свейский перевод норвежской рукописи. Не попросишь ли у нее? Вдруг там что-то найдем?

– Конечно, попрошу, – сказал Мстислав.

Кристина с присущими ей спокойствием и медлительностью принесла мужу рукопись. На следующий день Мстислав снова был в Ладоге.

– Это «Эймундова сага», – радостно сказал Григорий. – Эймунд – норвежский конунг, побратим Олафа II Святого. Олаф захватил власть над землями девяти конунгов (включая землю Эймунда) и стал королем Норвегии.

Он начал быстро просматривать другие страницы, а потом рассказал Мстиславу о прочитанном:

– Эймунд не желал враждовать с ним и отправился на Русь, которую они называли Гардарики (у нас ведь, в отличие от них, было много городов). Он пишет, что конунг Вальдемар (конечно, Владимир) разделил власть между тремя своими сыновьями. Ярицлейв (Ярослав) держал Хольмгард. Хольмгард – это Новгород, ведь Ярослав княжил именно там. Видимо, так город назвал еще Рюрик, и жаль, что мы не можем об этом упомянуть. Окончательно все подтверждает то, что Ярицлейв был женат на дочери Олафа, ведь Ярослав действительно был женат на дочери Олафа (и потому радушно встретил Эймунда с его отрядом). Партилью держал Вартилав – Брячислав Полоцкий. Тут Эймунд ошибся, ведь Брячислав не сын, а внук Владимира, его отцом был уже умерший Изяслав. Но самую большую часть получил Бурислав. Он держал Кенугард – как пишет Эймунд (скорее он, конечно, не писал сам, а говорил), лучшее княжество во всех Гардариках. Киев, конечно же, Киев… Бурислав… Борислав… Вот оно! Меня всегда смущало это имя. Глеб – тут понятно, вариант свейского имени Глен. А Борис? Похоже на французское Морис… Но нет, это не полное имя, это сокращение. Его полное имя – Борислав!

У Мстислава мурашки шли по коже.

– Что же дальше?

– Борис (будем все-таки называть его так, как привыкли) потребовал у Ярослава отдать часть земель. Да, Борис, уже якобы убитый. Ярослав отказался и победил Бориса. Возможно, Ярослав даже захватил Киев. Через год Борис напал на город, где правил Ярослав (Киев?), но был отбит. Однако Ярослава ранили в ногу, и хромал он до самой смерти. Хромцом летописцы впервые назвали его в 6524 году, через год после смерти Владимира. Воевал он якобы со Святополком, но, согласно Эймунду, чьи слова, как слова чужестранца (тем более близкого к Ярославу), вызывают гораздо больше доверия, воевал с Борисом. А еще через год…

– То есть было три битвы? – уточнил Мстислав.

– Две. Первая состоялась на Днепре в год смерти Владимира. Вторая – в Киеве – на следующий год. Ты обращал внимание, как похожи у Нестора описания двух битв Ярослава – якобы со Святополком. Даже многие слова совпадают – «поидоша противу собе», «и оступишися», «одоле Ярослав». Это просто описано одно сражение – киевская битва Ярослава и Бориса в 6524 году. Третья же битва не состоялась, хотя Борис готовился к ней.

– Потому что его убили, – кивнул Мстислав, – варяги Ярослава Эймунд и Рагнар. Эймунд… Тот самый Эймунд?

– Да, – произнес Григорий. – Эймунд признается, что лично, своей рукой отрубил голову Буриславу. Я думаю, что Борис был действительно убит в ночь на двадцать четвертое июля, только не в 6523-м, а в 6526 году. И поскольку Святополку (а мы-то уже знаем, что воевал Борис) приписывают союз с печенегами, то, значит, Борис включил в свое войско печенегов.