Призрак Адора - Том Шервуд Страница 56

“Леонард-то, мой кок, оставшийся на “Дукате”, он ведь тоже оттуда”, – пронеслось у меня в голове, и уже хотел было я сообщить вслух об этом, но послышались топот, сопение, крик.

– Капитан! – кричал Готлиб. – Где капитан?

Охватываясь недобрым предчувствием, как ознобом, я выпрыгнул на пропитанную закатным, предсумеречным светом поляну.

– Что?!

(Крыса звенькнула, зацепившись остриём о кромку двери.)

– Идут! Большой отряд, и с ними дон Джови! Все с оружием! И собаки! Десятка два или три!

– Где?

– Ярдов двести отсюда!

– Так что же, – начиная понимать беду, похолодел я, – до плантации вы не дошли?

– Не дошли. Все мачете остались там, на плантации. Так что оружия нет. И ещё…

– Что?! Что ещё?

– Они всё про нас знают.

– Откуда?!

– С ними наш местный приятель. Безносый карлик.

Я со злостью плюнул и, выбежав на середину поляны, закричал:

– Тамба! Всех раненых и всех женщин – в домик Хосэ, быстро! (Стены толстые, картечь не пробьёт, и двери – собаки туда не заскочат. А вот в хижину – смогут, и это страшно представить.) Бочку с водой им туда! Двух людей понадёжней! Места присесть не будет, так что пусть стоят, пусть теснятся. И чтобы мол-ча-ли! Оллиройс! По одному мушкету в любую четвёрку, и отведи эти четвёрки на дальний край поляны – бей в любого, кто на открытое место сунется! Остальные – в заросли! В первую линию – те, у кого есть оружие. Во вторую – те, кто с пустыми руками. Пока время есть, делайте хоть дубины! И в каждой четвёрке выбрать главного! Он командует и он за всё отвечает! Бегом!

Не прошло и пяти минут, а раненых уже перетащили в дом, и вбежали по невысокому крыльцу туда женщины, и Бариль и Стоун, и ещё кто-то, сдавили их, втащив и поставив у дверей толстую бочку с водой, и двери заперли. Все бросились в лес.

Проскочив границу зарослей, я оглянулся. Тай со мной, Пантелеус и Робертсон. Крыса, нож, примотанный к палке, две ягары.

“Бедный добрый мой Бэнсон! – с горечью подумал я. – Как бы нам сейчас пригодился твой щит с пистолетами!”

Вопли. Рык, и тут же – предсмертный визг пса. Оглушающий залп. Это наши!

– Спустить собак с поводков! – послышался заглушённый зарослями голос Джо Жабы.

А в голосе – я отчётливо уловил – напряжение и опаска. Не ждали они, что у нас тоже будут мушкеты. На собак только и надеются. И ещё они совсем не знают, что потеряли своего главного союзника: наш страх перед псами. Моих людей не охватывает больше сковывающий движения ужас, потому что они только что видели целую гору собачьих трупов.

Шорох и треск! Метнулось к нам белое, гибкое тело. Вперёд прянул Тай и, как будто учил, принял удар клыков на левую руку, а правой – длиннейшим, из-за самой спины, идеально округлым, чудовищной силы ударом вогнал ягару под лапу собаки. Выдернул. Вылетел из гранёного прокола столбик крови. Тай присел, сдирая страшную пасть с закушенной руки.

Тут же, почти вслед за собакой продрался сквозь ветви бородатый и крепкий охранник, вскинул длинный мушкет – Тай подпрыгнул и в момент выстрела подбил ствол ногой – картечь прокатилась поверху, ушла в крону дерева, а охранник бросил дымящийся мушкет под ноги и выхватил из-за пояса широкий абордажный тесак.

Слева выбежал, треща сучьями, ещё один, и я пустил в косой удар Крысу. Он вскинул тесак для защиты, но зелёного лезвия не остановил. Есть у меня уже опыт, и такой, что ни за какие деньги не купишь. Его пальцы вывернулись, не удержав рукоятку, и его же тесак тупой кромкой ударил в лицо, послышался хруст, а Крыса дальше пошла, на челюсть и горло. Точность и злость – родители лучших в схватке ударов. Мой противник опрокинулся навзничь, скрылся в переплетеньи ветвей.

Развернувшись к Таю, я увидел, что он, не вставая на ноги, отползает, продирается в зарослях и тащит за собой повисшего на прокушенной руке мёртвого пса. Робертсон торопливо возится, доставая и вытягивая из-под ног дымящийся длинный мушкет. В этот момент Пантелеус ножом, примотанным к палке, держал бородатого на дистанции, а на плече у него прыгал и грозно орал взъерошенный кот.

Я не успел им помочь. С шумом раздвинулись ветви, вытянулось в прыжке стремительное, белое, ловкое тело, и клыкастая пасть нависла над Робертсоном. Он упал на спину, успев выставить перед собой добытый-таки мушкет, и пасть, клацнув, сомкнулась на железном стволе. Я бросился к ним. Свист Крысы, удар! Вот она в деле – бритвенная заточка! Собачья голова осталась висеть на мушкете, а отсечённое тело, бросая из шеи кровавый фонтан, скрылось в зарослях под ногами.

Вдруг сзади послышался крик:

– Братцы! В сторону!

И Пантелеус, и я мгновенно узнали голос Оллиройса и, не раздумывая и доли секунды, отпрыгнули. Охранник, решив, что мы отступаем, со злорадной ухмылкой качнулся вперёд, и тут сзади нас грохнул выстрел. Мушкетная пуля, почти в упор. Нападавший не просто упал, а отлетел, словно сбитый громадным невидимым кулаком.

Мы обернулись. Оллиройс и с ним ещё трое. Робертсон подскочил к канониру. Понимая друг друга без слов, они стремительно перевернули мушкеты стволами к себе, зазвякали шомполами, забивая заряды. Пантелеус и я бросились к Таю. Голыми пальцами влезли в собачью мёртвую пасть, разъяли её страшный капкан. Лекарь быстро перевязал прокушенную руку, и Тай, прорезав сбоку в рубахе дыру, сунул эту руку в неё, прижав к животу. Пристроил ягару за поясом и, наклонившись, взял у убитого широкий и острый тесак. Спокойно, как будто не чувствовал боли. На жёлтом, бесстрастном лице его была написана готовность к работе.

Мушкеты заряжены. Оллиройс, как величайшую драгоценность, выкатил на ладонь три крупные, в насечках, со следами напильника пули, протянул Робертсону. Он бережно опустил их в карман штанов и поспешил к простреленному охраннику, чтобы забрать у него порох.

– Расходимся на десять шагов, – сказал я Оллиройсу.

Он понимающе кивнул и увёл свой отряд в стену зарослей.

Оружие теперь было у всех. Мы выстроились редкой цепочкой и медленно двинулись в ту сторону, откуда пришли охранники и собаки.

Шевелился, стонал и гремел почти невидимый уже в сумерках лес. Сходились случайные кучки, взрывались короткие схватки. Грохотали время от времени мушкеты, и то тут, то там сквозь отчаянные вскрики людей раздавалось предсмертное, полное боли, визжание псов. Всё реже и реже, и вот прекратилось совсем!

– Дон Джови! – пронеслось вдруг где-то рядом, отчаянно, с дрожью. – Собак больше нет! Всех собак перебили!

– Все стражи! Отходим! – в той же стороне, недалеко, ответствовал ему голос нашего людоеда.

Я вздрогнул и что есть силы метнулся туда. Достать, достать проклятого паука, найти его в зарослях, пока не уполз! Мчались, если продирание сквозь высокие и густые кусты можно назвать этим словом, все, кто был рядом со мной. Набежали на троих охранников, и оказалось тут же – на четверых, не успевших даже поднять тесаки – два выстрела – двое упали, двоих взяли со всех сторон и закружили в страшной, последней их пляске, всеклись в пять клинков. Не прошла даже четверть минуты. А впереди – крик, конский топот. Джо Жаба уходит! Я бросился следом – и тут же мне преподали урок: опасно в серьёзной игре зарываться. Шумным был путь мой в последнюю пару минут, и меня уже ждали. Стук копыт поманил, мы выбежали на крохотную опушку – и с двух сторон ударило громом. Раскалённые угольки впились слева в плечо и в щёку, и в грудь. Влетела свинцовая горошина в рот, выщелкнув зуб, и выплюнул я и зуб, и её, и вспомнил Бэнсона ещё раз – каково ему-то было, с пистолетной пулей?