Завещание бессмертного - Евгений Санин Страница 56

— За встречу с Аристоником! — через силу усмехнулся Эвбулид.

Лад своим невозмутимым голосом подтвердил:

— И за то, что нам по душе пришелся бог, который ездит на конях по небу и дарит людям свет. Как там его, Эвбулид?

— Гелиос! — подсказал грек.

Кузнец сразу изменился в лице и дал знак своему подручному как следует раздуть пламя в горне.

Когда оно загудело так, что стоящий у входа евнух и охранники не могли расслышать ни слова, спросил:

— Неужели они захватили и Аристоника?!

— Нет! — быстро ответил Эвбулид. — Пока только нас. Но Пергам в опасности. Иди скорее к купцу Артемидору и скажи ему, куда гонят меня и Лада!

— Эй! — заволновался Протасий, прикрываясь пухлой рукой от доходившего до него жара. — О чем вы там шепчетесь? Я же сказал, ставь первое попавшееся клеймо, да поживее — мне некогда!

— Шел бы ты лучше отсюда! — доставая из горна щипцы, посоветовал вольноотпущенник. — Нет у меня такого клейма!

— Что? — не понял Протасий.

— А то, что я не стану клеймить этих рабов! — закричал кузнец. — Тебя могу! — пообещал он, размахивая добела раскаленными щипцами перед лицом отпрянувшего евнуха. — И господина твоего, эту римскую подстилку, тоже! Бесплатно!

— Да я тебя за такие слова… — продолжая пятиться, пропищал Протасий и закричал, оказавшись на пороге: — Охрана, взять этого негодяя!

Но наемные воины, всегда преданные и исполнительные, на этот раз не изъявили ни малейшего желания выполнять приказ евнуха.

Ставшие свидетелями разговора Эвдема с купцом Артемидором и этой перебранки кузнеца с Протасием, они стояли, переминаясь с ноги на ногу. Наконец, их командир примирительно заметил евнуху:

— Да будет тебе, Протасий, пойдем отсюда! Не видишь разве — устал человек, вот и сболтнул сгоряча…

— Устал? Сгоряча?! — возмутился управляющий. — Это же бунт! Я бы его раньше за такие слова…

— Это тебе не раньше! Теперь Пергам совсем иной! — запальчиво выкрикнул молодой воин с бойкими глазами.

Командир оттеснил его рукой в сторону и сказал:

— Не обижайся на Зоила, Протасий. Он недавно в моем отряде. Мастерскую его отца за долги римскому ростовщику недавно отобрали судьи, и таких у меня не меньше половины.

— Лучше бы я стал простым носильщиком, чем попал в твой отряд! — не унимался молодой воин. — Что толку теперь служить в наемном войске, когда нас перестали считать за людей! Раньше каждому воину давали поместье — по сто плетров необработанной земли и по десять плетров виноградников! Тем, кто пролил свою кровь, даровалась ателия1! А теперь? Теперь отбирают последнее и наказывают, словно раба, плетьми! За что ж нам тогда проливать свою кровь и кровь наших братьев?!

— Зоил! — прикрикнул на воина командир и развел руками перед ошеломленным Протасием. — Ну, что мне прикажешь делать, если это действительно так? Никогда в Пергаме так не унижали и не обделяли наемников, как сейчас, да и сам Пергам за последний год действительно не узнать. Раньше хоть одна чернь поднимала голову, а сейчас уже и купечество с ремесленниками готовы к открытому бунту. Волнуется даже армия! С каждым днем мне все больше кажется, что наше царство переворачивается верх ногами. И я вместе со всеми… Пойдем лучше в другую кузницу! — предложил он. — А то мы сейчас и не такое услышим…

Но и в другой, и третьей кузнице пергамцы, словно сговорившись, отказывались клеймить беглых рабов Эвдема. Тогда Протасий разделил отряд на две части, приказал командиру доставить под охраной Лада во дворец вельможи, а сам — с большей половиной повел Эвбулида на рудник.

Место, где добывали серебро для звонких пергамских монет, женских украшений и прекрасной дворцовой посуды, оказалось огромным подземным городом.

Темные штольни, словно следы оспы, избороздили бескрайнее — насколько хватало взгляда у Эвбулида — пространство. На многие десятки стадиев уходил этот рудник в стороны и наверх, в горы. И из каждой такой штольни то и дело выползали рабы с корзинами и плетенными из кожи мешками.

Эвбулид вздрогнул, увидев, что вместо одной такой корзины с кусками руды наверх вытащили мертвое тело.

У дальней штольни началось какое–то движение.

Прищурившись, чтобы лучше видеть, Эвбулид различил выползшего из–под земли раба, к которому бежали надсмотрщики. Что стало дальше с несчастным, он так и не узнал. Протасий, проведя его по узкой тропинке между острых глыб, остановился у небольшого домика на самом краю обрыва.

Дверь открылась. Из домика, потягиваясь со сна, вышел неприветливый перс с черной неряшливой бородой.

— Еще одного привел? — зевая, спросил он.

— Да, Эвдем велел мне сдать его тебе в аренду! — подтолкнул грека вперед Протасий.

Перс подошел к Эвбулиду, вяло потрогал его руки, потрепал за шею и снова зевнул:

— За такого дам в день полобола!

— Полобола?! — возмутился евнух. — Да он же проживет у тебя не больше полумесяца. Что мне, прикажешь нести своему господину жалкую драхму?!

— Полдрахмы, — возразил перс, заглядывая в рот Эвбулиду. — Такой не протянет у меня и недели!

— Тем более! Уж лучше бы я убил его по дороге, чем тащиться сюда!..

— Ну, хорошо! — махнул рукой перс и протянул Протасию родосскую драхму. — Больше разговоров… Деньги можешь взять вперед.

Эвбулид взглянул на перса, на Протасия, потом на мелкую серебряную монету, в которую только что оценили его жизнь, и вздрогнул, услышав вежливый отказ евнуха.

—Оставь эту драхму себе! — предложил Протасий персу. — Пусть кузнец, который будет заковывать этого Афинея, поставит ему на лоб клеймо.

— А это еще зачем? — удивился перс. — С клеймом ему подыхать под землей или без клейма — какая разница?

— Он — беглый раб, и таков приказ моего господина! — убежденно ответил Протасий.

Перс недоуменно хмыкнул и повел Эвбулида к домику с дымящейся трубой.

Евнух засеменил следом за ними.

В кузнице знакомо гудел горн, обнаженные рабы выковывали на наковальне грубые, тяжелые оковы.

Перс сказал что–то на ухо кузнецу. Тот удивленно оглянулся на Протасия, на Эвбулида. Затем взял из кучи готовых оков колодки, соединенные цепью так, что в них можно идти только шагом, и закрепил их на ногах Эвбулида. Потом сковал его руки наручниками. И, наконец, приступил к тому, чего больше всего боялся грек. Кузнец, отчаянно ругаясь, достал со дна корзины с железным хламом толстую пластинку, захватил ее клещами и, сунув в огонь горна, стал дожидаться, когда она как следует раскалится.

Эвбулид расширенными от ужаса глазами следил за каждым его движением.

—Ну, ну! Не бойся! — словно норовистую лошадь, стал успокаивать его кузнец, вынув пластинку, и делая шаг к Эвбулиду.