Невероятное путешествие мистера Спивета - Рейф Ларсен Страница 55

Тут мне пришла в голову очень простая модификация. Едва сдерживая лихорадочное волнение, так и бившее из кончиков пальцев, я повертел один из кубиков, надеясь, вопреки всякой теории вероятности, что сегодня, в Небраске, настала моя счастливая ночь.

Так оно и оказалось!

Ага! Жизнь состоит из небольших побед, вот как эта. К чему создавать новое слово, когда у тебя и так уже есть, с чем работать?

Я обозрел плоды своих трудов – должно быть, так обозревали свои величайшие творения Фремонт, Льюис или даже сам мистер Корлис Бенефидео. Мне казалось, от переплетенных слов исходит пульсирующее мерцание.

Тут я посмотрел в окно и обнаружил, что тройной ряд рельсов, по которому мы ехали последнее время, удвоился, их стало шесть, а впереди видны яркие огни. Мощные прожектора средь ночной неопределенности. Казалось, мы направляемся прямиком в операционную. Если так выглядит вход в пространственно-временной туннель, я был не очень уверен, что хочу в этом участвовать.

Я торопливо выключил фонарик. Первым побуждением было броситься обратно в туалет, но я задавил этот порыв (нельзя же всю жизнь прятаться в уборной при первом намеке на опасность!), набрал в грудь побольше воздуха и прильнул к окну.

Вдоль рельсов – в обе стороны, назад и вперед – мерцало множество сигнальных огней: красные, белые, снова красные. Мы миновали неподвижный состав с углем, потом еще один. К шести рядам рельсов с боков пристроилось еще множество путей. Где это мы? В галактическом улье для поездов?

Включив фонарик и прикрыв его рукой так, чтобы оставалось лишь узкое полукружье света, я осторожно проконсультировался с атласом. Огаллала, Сатерленд, Норт-Платт… Крупными буквами прямо посреди страницы было напечатано: Бейли-Ярд. Ну конечно же! Бейли-Ярд, самая большая товарная станция в мире! {132}

Вокруг нашего поезда появлялись все новые и новые вагоны. Мы проехали через сортировочную горку – где управляющий центр сортировал вереницы и вереницы товарных вагонов, используя простейшие законы гравитации. Потрясающе! Вот вам пример того, как в наш век развитых технологий можно сортировать грузы при помощи всего лишь основных принципов силы тяжести – бесплатной и доступной в неограниченном количестве. Ни вам счетов за электричество, ни расхода топлива. Эффективность сортировочных горок взывала в моей душе одновременно и к луддиту, и к двенадцатилетке, живущему на скромные карманные деньги, выдаваемые раз в неделю.

Мы ехали все дальше через станцию. Я ждал, что состав в любую секунду остановится, задержится тут на день, а то и два. Вокруг застыли в ожидании сотни вагонов. И когда мы проезжали очередной вагон, его пневматические тормоза на миг начинали шипеть громче, точно досадуя на задержку.

«Пора в дорогу, пора в дорогу! Скажи, что держит нас тут?» – прошипел один вагон. Голос его быстро затих, но на смену тотчас же пришло шипение нового вагона все с теми же жалобами.

Теперь, составив в «Боггле» полноценные слова и преодолев первый порыв забиться в туалет, я чувствовал себя почти непобедимым (с мальчишками вообще такое часто бывает после череды мелких побед) {133}. Больше не прячась, я свободно расхаживал по кабине «Ковбоя-кондо», словно бы лично владел всей этой станцией и просто-напросто инспектировал из собственного «виннебаго». Как будто у меня еженощный ритуал такой – ровно в три пополуночи. Справа, у какой-то гигантской полой конструкции, летели в ночь снопы искр – там шли сварочные работы. Синие и белые огни указывали на потолок этой пещеры. Рядом темнели очертания пятидесяти или около того желтых локомотивов.

– Молодцы, ребята, – громко произнес я самым начальническим тоном. – Следите за моторами, чтоб все было тип-топ. Это рабочие лошади всего моего хозяйства. Без них железных дорог просто-напросто не было бы. Да что там, не было бы самой Америки.

И тишина. Пафосная фраза повисла в воздухе и тяжело шлепнулась о землю. Слегка смутившись, я не стал разбивать тишину, нарушаемую лишь тарахтением колес и периодическим шипением очередного вагона, мимо которого мы сейчас проезжали.

– Грейси, – спросил я. – А что бы ты делала, будь сейчас тут со мной?

– Кто такая Грейси? – осведомился Валеро.

– Эй, Валеро! И где, черт возьми, ты пропадал все это время? Я тут уже два дня торчу! Поболтали бы, скоротали бы время!

Никакого ответа. Тук-тук, тук-тук, пшшш-ш.

– Прости, – извинился я. – Прости. Ладно. Это твоя прерогатива – выбирать, когда подашь голос. Я рад, что ты вернулся.

– Да? Ну и кто она?

– Моя сестра. Единственная сестра. Ну, то есть теперь вообще единственный ребенок в семье, кроме меня. – Я помолчал, думая о нас с Грейси и Лейтоном, а потом просто о нас с Грейси. – Знаешь, мы совсем разные. В смысле, ну, она старше. Не любит ни карт, ни школу, ничего такого. Хочет стать актрисой и уехать в Лос-Анджелес или куда-нибудь еще.

– А почему она не поехала с тобой?

– Ну, собственно говоря, я ее не звал.

– Почему?

– Потому… потому что это моя поездка! Смитсоновцы пригласили меня, а не ее. У нее свое… и вообще, ей бы не понравилось в музее. Она бы там через два часа заскучала, а тогда устроила бы истерику, а мне пришлось бы искать ей конфет. В смысле, она и на этом поезде заскучала бы еще до Монтаны. Небось, спрыгнула бы на первой же остановке, в Диллоне. Только без обид, Валеро.

– Ты что, какие тут обиды. Но ты все равно ее любишь?

– Что? Ну да, разумеется. Кто сказал, что я ее не люблю? Она Грейси. Она классная. – Я помолчал, а потом нараспев повторил: – Грейси!

– Понятно, – хмыкнул Валеро.

– Если мы остановимся тут надолго, сыграешь в двадцать вопросов? – спросил я, но, уже спрашивая, знал: Валеро снова ушел.

Мы не остановились. В этом транзитном узле, где каждый поезд разбирался на части, проходил сортировку и лишь после того отправлялся своей дорогой, мы даже на миг не задержались. Наш поезд сортировку не проходил. Быть может, тут, в сердце железных дорог, нам был дарован высшими силами сверхсрочный статус, ибо они знали, что в «виннебаго» Валеро перевозится некий скоропортящийся товар. Мы промчались через главный сортировочный центр «Юнион Пасифик» и благополучно вылетели с другой стороны. Бейли не тронул нас.