Пожиратели огня - Луи Жаколио Страница 55

Это было какое-то опьянение золотом; все как будто потеряли голову. Весь Мельбурн превратился в какую-то ярмарку удовольствия. Повсюду в городе завелась игра, и игра безрассудная, безумная: целые громадные состояния в одну ночь переходили из кармана в карман. Кроме карт, устроили в Мельбурне рулетку, и сотни золотоискателей, явившихся сюда с карманами, полными золота, по утру возвращались домой без гроша, не имея даже чем заплатить за шкалик джина перед началом работы. Но несколько ударов кирки или заступа — и убытки с лихвой покрывались. Иногда же проигравшийся в пух и прах золотоискатель, не видя перед собой никакого выхода, пускал себе пулю в лоб из пистолета, одолженного у товарища.

Мало-помалу, однако, это безумие улеглось, и жизнь стала входить в нормальную колею.

И вот в это-то время, когда у Мельбурна стал как бы прорезываться «зуб мудрости», явился сюда молодой граф д'Антрэг. И вдруг это новое открытие чудовищно богатого прииска! Понятно, оно снова взволновало все умы, да притом еще концессия на этот прииск, нечто до сих пор совершенно неслыханное. Как мы уже видели, некоторые дельцы пытались уже завладеть этим прииском, сделав счастливому владельцу положительно невероятное во всякой другой стране предложение.

Пятьдесят миллионов с уплатой половины при подписании контракта, а другой половины через шесть месяцев под ручательством австралийского банка ввели графа Лорагю в сильное искушение, и сам по себе он был бы, пожалуй, не прочь заключить контракт. Но он считал себя не собственником прииска, принадлежавшего по справедливости канадцу, а только подставным лицом, и потому предоставил решение вопроса Дику, заявив, что сам он не имеет никакого мнения по этому поводу.

Предоставленный самому себе, канадец решительно отклонил предложение капиталистов, хотя и сознавал, что оно очень выгодно. Мотивы, руководившие Диком, осмеял бы всякий трезвый человек, но Оливье принял их с уважением, которое он считал своим долгом оказывать пожилому другу.

Канадец находил, что золотопромышленники — нехорошие, никуда не годные люди, что они всюду, где ни появятся, вносят разврат и беспорядки. Канадцу не хотелось допускать, чтобы этот сброд «поганил» девственную землю, лежащую вдобавок так близко от поселений столь милых сердцу Дика нагарнуков. Разумеется, Черный Орел вполне разделял взгляд своего друга Тиданы и поддержал его намерение разрабатывать прииск собственными средствами.

Они отклонили предложение капиталистов и занялись набором людей для экспедиции. Набирал сам канадец; он подыскал двадцать надежных людей, считая это число вполне достаточным для достижения своей цели. Наемникам была обещана целая треть всего найденного золота, а остальные две трети предназначались в пользу собственников прииска.

Руководство отрядом поручили одному старому скваттеру Коллинзу, старинному другу Дика, вместе с ним исколесившему Австралию вдоль и поперек. Каждому дали по магазинной винтовке, сабле и револьверу. Сверх того, к отряду присоединили около дюжины огромных английских собак для выслеживания бандитов и охраны лагерных мест.

За отрядом ехал целый обоз телег с оружием, припасами и инструментами.

Отряд выступил пешком прямо на прииск, до которого этим способом было четыре месяца пути. Канадец и его друзья поехали отдельно верхом с тем, чтобы посетить Сент-Стивенские рудники в окрестностях Мельбурна. Накануне их отъезда Виллиго в последний раз побывал в «Чертовом кабачке», чтобы окончательно уговориться с Бобом относительно мнимого содействия нагарнуков замыслам лесовиков.

Условились, что лесовики выступят три дня спустя после отъезда европейцев и будут следовать за ними на известном расстоянии, ничего не предпринимая, пока Виллиго не даст знать, что все готово. Коанук и Нирроба должны были идти с лесовиками в качестве проводников. С Боба Виллиго взял обязательство, что без сигнала от нагарнукского вождя лесовики не станут совершать нападение, в противном случае Черный Орел снимал с себя ответственность.

Вообще Черный Орел готовил лесовикам коварную и гибельную для них ловушку.

Канадец и Лоран купили для себя двух рослых верховых лошадей, а Менуали получил оставшегося свободным мустанга. Джильпинг сохранил своего Пасифика, а к мулу был прикуплен другой мул, и обоих запрягли в тележку с багажом.

И вот мы встретили наших друзей во время их возвращения в лагерь с удачной охоты.

После обильной закуски маленький отряд расположился на отдых. Перед тем зашел спор, кому караулить на привале, Кэрби и Джильпинг после обильного, чисто английского возлияния эля и бренди решительно не были в состоянии дежурить и завалились спать. Виллиго объявил, что дежурить намерены он и Менуали и что он никому не уступит дежурства. Он сам не мог объяснить почему, но им овладело какое-то тайное предчувствие. Он что-то заподозрил, стал чего-то опасаться.

Противоположный берег Лебяжьей реки прилегал к территории нирбоа, племени воинственного и жестокого, прославившегося своей безумно дерзкой смелостью; поэтому прежде всего необходимо было знать, в каких отношениях находятся теперь эти нирбоа к нагарнукам и исходя из этого либо ослабить, либо усилить свою бдительность.

В ту пору, когда Черный Орел уходил из родного селения, оба племени жили мирно, но теперь, как передавал юный Менуали, покинувший своих на целых шесть месяцев, уцелевшие после своего страшного поражения дундарупы успели настроить нирбоа против нагарнуков, и война могла быть объявлена с часу на час.

Что делало Виллиго особенно могучим и непобедимым, так это его удивительная предусмотрительность: он всегда был настороже, и его никогда нельзя было поймать врасплох; он все видел, все замечал и придавал серьезное значение малейшим обстоятельствам, часто даже таким пустякам, на какие никто другой на его месте не обратил бы внимания.

Дело в том, что в этот день он, охотясь, нашел в траве голубиное перо. По всей вероятности, оно выпало из крыла какого-нибудь голубя, пролетевшего мимо, и никто другой не обратил бы на это внимания. Но Черный Орел был дикарь. Малейшее обстоятельство возбуждало в нем тысячу подозрений, и вот он пожелал непременно охранять привал сам, не доверяя ничьей зоркости.