Защитник - Конн Иггульден Страница 55

Взглянув на восходящее солнце, Ксантипп нахмурился – путь в обход острова Самос занял больше времени, чем ожидалось. Он хотел, чтобы его корабли были на месте и блокировали персов к рассвету, но им не хватило скорости. Полная луна помогала, но набрать максимальный ход не получалось: в незнакомых водах таился риск напороться на скрытый камень и разорвать корпус. Что еще хуже, усилившийся ветер дул в лицо, вынуждая двигаться черепашьим шагом. Половина кораблей вообще остановилась, чтобы закрыть борта кожаными щитами, а весельные порты – кожаными рукавами. Если бы не равное чистейшему волшебству мастерство гребных команд, умеющих вести триеру против ветра, Ксантипп, возможно, даже пожалел бы, что у него нет торговых кораблей с их высокими бортами и большими парусами. Тем не менее, несмотря на постоянную опасность, триеры по-прежнему оставались кинжалами моря, настоящим чудом.

Подойти незамеченными не удалось. На самой высокой точке Самоса, когда они были еще далеко, вспыхнул первый сигнальный огонь. Ксантипп не удержался от улыбки, представив, какая паника охватила персидские экипажи, когда они увидели знак. Когда-то, придя на другое побережье Эгейского моря с царем и армией, численно превосходящей некоторые народы, они были охотниками. После поражения при Саламине они бежали и укрылись за враждебным морем, чтобы зализать раны. И теперь уже греки вышли на их поиски, готовые завершить начатое. Ксантипп улыбнулся. День будет хороший.

С восходом солнца весь остров Самос окрасился золотом, но побережье Ионии все еще оставалось в тени. Ксантипп огляделся, отыскивая взглядом мачты, которые видел раньше, но они исчезли. На мгновение его охватила паника. За несколько часов, что были в распоряжении персов, они переместили с острова к побережью все свои корабли. Он проглотил подступивший к горлу комок.

Греческий флот блокировал с обеих сторон пролив между Самосом и материком. От внимания Ксантиппа не ускользнуло сходство с Саламином, где персы пытались сделать то же самое годом ранее. Царь Леотихид пришел с юга с шестьюдесятью кораблями. Пусть он и не был военным царем Спарты, но его воспитали воином. Он мог следовать плану сражения и на суше, и на море.

Ксантипп почувствовал, как в нем закипает гнев. Все утро он представлял, что ставит на персов сеть, из которой им никак не выбраться. Но вместо того чтобы встретиться с ним лицом к лицу, они просто переправились на материк, где грозно маячила гора Микале. Это был их берег – не его, и задача внезапно осложнилась. Если в победе на море он не сомневался, то исход битвы на суше вызывал некоторую неопределенность.

Войдя в пролив, его половина флота двинулась навстречу кораблям Спарты и Коринфа, как будто они столкнулись друг с другом в битве. Ксантипп подозвал келейста и отдал приказ. Весла замерли, шум волн затих, ветер спал до легкого бриза.

Персы высаживались прямо у него на глазах. Скорее всего, они получили предупреждение незадолго до прихода греческого флота. Словно муравьи, воины сбегали с кораблей и устремлялись подальше от берега и греческой угрозы. Он видел блеск доспехов и жалкие вызывающие жесты. В каком-то смысле это был комплимент ему. Персы уже встречались с греками на море и явно не имели желания повторять печальный для них опыт. Едва заметив его флот, они просто сбежали в безопасное место.

Кимон был слишком далеко, чтобы увидеть это, и Ксантипп мог только представить его разочарование. Ему снова вспомнился отец молодого человека, Мильтиад, преследовавший персов на суше и попавший в засаду. Неудача стоила Мильтиаду славы, свободы и в конце концов жизни – он умер от последствий ран в афинской камере. В той трагедии и Ксантипп сыграл свою роль. Воспоминание отдалось горечью в горле. Рок ломает жизни людей.

Ксантипп готовился к войне на море и при мысли о вторжении во враждебную страну скрипнул зубами, но тут же сердито откашлялся. Арифрон вопросительно посмотрел на него, как всегда ожидая, что отец знает, что делать. Ксантипп натянуто улыбнулся сыну. Триера вошла в тень Самоса, и оба сразу ощутили холодок. Ксантиппу не нужно было напоминать себе, что перед ним поставлена задача и он решит ее, чего бы это ни стоило.

– Подай сигнал царю Леотихиду! – крикнул он. – Приготовь мою лодку. Всем капитанам явиться на корабль наварха!

Увидев приближающегося Эпикла, Ксантипп попытался сменить выражение лица на более приятное. Роль капитана – публичная, но решения он принимает единолично. Тем не менее друг сразу заметил беспокойство в глазах друга, которого знал много лет и с кем стоял при Марафоне.

– Мы могли бы легко сжечь эти корабли, – сказал Эпикл. – Несколько стрел, пропитанных смолой, и мы подожжем весь флот. В этом есть смысл.

– Если у них опытные экипажи, новые корабли построить нетрудно, – мрачно сказал Ксантипп. – Нет, мы высадимся. Мы пришли сюда, чтобы наказать их и убедиться, что они никогда не вернутся в Грецию. Сделать это можно только одним способом.

Эпикл понял и предложил:

– Тогда мы высадим гоплитов. Полагаю, старшим пойду я.

Ксантипп окинул взглядом верного друга, который преданно шел с ним по жизни, и возразил:

– Не сегодня. Я буду с тобой, Эпикл. Командовать буду я.

Эпикл, соглашаясь, кивнул, и вместе они посмотрели на берег.

Конница наводила ужас на застывших в строю людей. Отряд разгонялся до галопа на одной стороне поля и молнией проносился мимо неподвижной шеренги, не давая времени ни предпринять что-либо, ни отступить. Аристид ненавидел их так же, как и любой гоплит. Вместе с остальными он стоял в строю глубиной в три шеренги. К счастью, проломить эту ощетинившуюся копьями стену лошадь не могла, хотя мысль об этом – вес человека в доспехах и животного! – пугала. Заставить лошадь пойти на щиты невозможно, но, если бы такое все же случилось, она наткнулась бы на острие копья.

Аристид сделал глубокий вдох и, добавив в голос металла, крикнул:

– Держать строй! Хорошо. Сегодня вечером нас оценивают спартанцы, не говоря уже о персах. Держите строй. Щиты повыше и не открывать. Копья наготове, если нападут. Упор в землю и прижать ногой. Пусть наши парни принесут воды для всех.

Он замолчал. Говорить так легко, как другие, у него не получалось. Вот у Фемистокла получалось, и он это знал. Но все же Аристид считал, что он и гоплиты понимают друг друга. Им нравились простые задания.

Персидские всадники начали новый разгон. Стук копыт, гиканье, головокружительная скорость – они приближались с невероятной, пугающей быстротой. Аристид посмотрел через плечо туда, где, опустившись на колено и скрытая щитами, стояла группа лучников.

– Готовы?

– Дай знак! – крикнул один из них. – Я ничего не вижу.

– Значит, и они тебя не видят, – ответил Аристид. – Хорошо. По моей команде встань и выстрели в перса, которого наметил раньше. Того, на вороном жеребце. – Он вгляделся в густое, удушающее облако пыли. – Если не увидишь, посмотри на меня. Я укажу.

Перед ними снова летела тьма всадников, тоже выполнявших простую задачу – заставить греков дрогнуть и побежать. Если побегут – их перебьют. Аристид почувствовал, как задрожала земля. Нет, его гоплиты не сойдут с этого места, не сдвинутся ни вперед, ни назад. Конечно, это означало, что персы могут свободно атаковать, метать со страшной силой пики и отходить.