Плавучий остров - Жюль Верн Страница 54

Более двадцати миль отделяет Мануа от соседнего острова Тутуила. Стандарт-Айленд подходит к нему в ночь с 14 на 15 декабря. В тот же вечер члены квартета, прогуливаясь у батареи Волнореза, «учуяли» эту Тутуилу, хотя она находилась еще на расстоянии нескольких миль, — воздух был насыщен самыми сладостными ароматами.

— Да это же не остров, — восклицает Пэншина, — это магазин Пивэ… это фабрика Любена… это модная парфюмерная лавка!

— Если «Твое высочество» не возражает, — замечает Ивернес, — я предпочел бы, чтобы ты сравнил его с кадильницей, источающей благовонные курения…

— Ладно, пусть будет кадильница! — соглашается Пэншина, не желая нарушать поэтические грезы своего товарища.

И правда, легкий ветерок проносит над гладью этих изумительных вод потоки благоуханных испарений. Это всепроникающий запах растения, которое туземцы называют муссоои.

С восходом солнца Стандарт-Айленд проходит вдоль северного берега Тутуилы, в шести кабельтовых от острова. Остров похож на корзину с зеленью и цветами; вернее — это многоярусное нагромождение рощ и лесов, доходящих до самых вершин, главная из которых превышает тысячу семьсот метров. До него на пути Стандарт-Айленда попались еще несколько островков, между прочим — Аунуу. В море вышли сотни изящных пирог, в которых сидят сильные полунагие туземцы; они взмахивают веслами в такт своей самоанской песне и словно спешат составить Стандарт-Айленду почетный эскорт. Не менее пятидесяти — шестидесяти гребцов — без преувеличения! — вмещает каждая из этих лодок, таких прочных, что они могут выходить в открытое море. Теперь наши парижане понимают, почему первые европейцы дали этим островам наименование архипелага Мореплавателей. Его настоящее географическое название — Хамоа, или, чаще, — Самоа.

Савайн, Уполу, Тутуила, лежащие один за другим по направлению с северо-запада на юго-восток, и Олосега, Офу, Мануа — на юго-востоке, — таковы главные острова этого вулканического по происхождению архипелага. Общая поверхность его — две тысячи восемьсот квадратных километров, население — тридцать пять тысяч шестьсот жителей. Приходится, таким образом, наполовину урезать цифры, указанные первыми исследователями.

Заметим, что на любом из этих островов климатические условия такие же благоприятные, как и на Стандарт-Айленде. Температура колеблется в пределах от двадцати шести до тридцати четырех градусов. Самые холодные месяца — июль и август, а февраль — самый жаркий. Но с декабря по апрель самоанцев буквально затопляют обильные дожди, и на это же время приходятся шквалы и бури, часто вызывающие различные бедствия.

Торговля сосредоточена главным образом в руках англичан, затем идут американцы и, наконец, немцы. Острова вывозят некоторые сельскохозяйственные продукты, хлопок, которого выращивают с каждым годом все больше и больше, и копру.

К основному населению, по происхождению малайско-полинезийскому, примешивается лишь около трехсот белых и несколько тысяч рабочих, завербованных на различных островах Меланезии. Около 1830 года миссионеры обратили в христианство самоанцев, которые, однако, сохранили кое-какие из своих древних религиозных обрядов. Благодаря влиянию немцев и англичан большая часть туземцев — протестанты. Тем не менее и у католичества есть несколько тысяч последователей, причем миссионеры-католики, противодействуя англосаксонскому духовенству, стараются, елико возможно, увеличить их количество.

Стандарт-Айленд остановился около южной части острова Тутуила у входа в бухту Паго-Паго. Это и есть главный порт острова, а столица его, Леоне, находится вдали от берега. На сей раз между губернатором Сайресом Бикерстафом и самоанскими властями не возникло никаких недоразумений. Свободный доступ на остров разрешен. Король архипелага, а также английское, американское и немецкое представительства находятся не на Тутуиле, а на Уполу. Поэтому никаких официальных приемов не происходило. Несколько самоанцев воспользовались предоставленной им возможностью посетить Миллиард-Сити и его «окрестности». В свою очередь миллиардцы получили заверения, что самоанцы окажут им добрый и сердечный прием.

Порт расположен в глубине бухты. Он прекрасно защищен от морских ветров, доступ в него легкий. Там часто останавливаются военные корабли.

Не приходится удивляться, что в числе первых высадились на берег Себастьен Цорн, его товарищи и присоединившийся к ним Калистус Мэнбар, который, как всегда, был в отличном настроении и болтал без умолку. Он узнал, что три или четыре знатные семейства устраивают экскурсию в Леоне, в экипажах, запряженных новозеландскими лошадьми. Поскольку среди участников ее будут и Коверли и Танкердоны, прогулка может повести к дальнейшему сближению между Уолтером и мисс Ди, чему господин директор был бы весьма рад.

Прогуливаясь с членами квартета, он беседует с ними об этом великом событии весьма оживленно и по своему обыкновению дает волю фантазии.

— Друзья мои, — повторяет он, — все точь-в-точь как в музыкальной комедии… Неожиданное происшествие приведет к счастливой развязке… Вдруг лошади понесут… Карета опрокинется…

— Нападут разбойники… — говорит Ивернес.

— Произойдет поголовная резня экскурсантов!.. — добавляет Пэншина.

— Что ж, вполне может статься! — произносит виолончелист ворчливо-похоронным голосом, напоминающим мрачные звуки, которые издает четвертая струна его инструмента.

— Нет, друзья мои, нет! — восклицает Калистус Мэнбар. — Зачем же резня!.. Не нужно!.. Обойдемся каким-нибудь происшествием, во время которого Уолтер Танкердон имел бы счастье спасти жизнь мисс Ди Коверли.

— И все это под аккомпанемент музыки Буальдье или Обера! — говорит Пэншина, делая рукой такое движение, словно он крутит ручку шарманки.

— А вы, господин Мэнбар, — спрашивает Фрасколен, — все еще желаете этого брака?

— Желаю ли, дорогой Фрасколен? Я мечтаю о нем и днем и ночью!.. У меня портится настроение!.. (По правде сказать, этого не видно.) Я худею… (Этого тоже не заметно.) Я умру, если брак не состоится!

— Он состоится, господин директор! — возглашает Ивернес, придавая своему голосу пророческую интонацию. — Бог не допустит смерти вашего превосходительства.

— Бог просто проиграл бы от моей смерти! — заключает Калистус Мэнбар.

И они направляются в туземный кабачок, где выпивают за здоровье будущих супругов несколько стаканов кокосового сока, заедая его превосходными бананами.

Для наших парижан смотреть на самоанских жителей, которых они видят на улицах Паго-Паго и в рощах, окружающих порт, — истинное удовольствие. Мужчины выше среднего роста, с желтовато-коричневой кожей, круглой головой, мощной грудью, мускулистыми руками и ногами, приветливым и веселым выражением лица. Пожалуй, на руках, на туловище, даже на бедрах, едва прикрытых чем-то вроде юбки из травы или листьев, слишком уж много татуировки. Их черные волосы, приглаженные или завитые, в зависимости от вкуса туземных щеголей, и густо намазанные белой известью, выглядят париком.

— Дикари в стиле Людовика Пятнадцатого! — замечает Пэншина. — Вполне могли бы красоваться на малых утренних приемах в Версале, им не хватает только камзола, шпаги, коротких панталон, чулок и башмаков с красными каблуками, шляпы с перьями и табакерки!