Время бесов - Сергей Шхиян Страница 53

Ордынцевой мои объяснения не понравились, но она ничего не сказала, только покачала головой.

— А вы, товарищ Алексей, когда здесь были? Дом-то построен уже после революции, — заинтересовалась Капиталина.

— Давно, еще во времена царизма, — растянул я условность времени пребывания лет на четыреста, — здесь тогда стоял другой дом, побольше, а у ворот была пушка.

— Интересно, а я и не знала.

Арестанты, между тем упорно трудились, но темп работы начал падать. Товарищ Трахтенберг успел вкопаться почти по пояс и весь уделался мокрой глиной так, что от его былого великолепия не осталось и следа. Однако, на этом его трудовой порыв начал иссякать, и он теперь то вытирал пот со лба, то висел на черенке лопаты. Алена пока никак в их работу не вмешивалась, но глаз с пленных не спускала.

Илья Ильич, напротив, работал упорно, не разгибаясь, но так неумело, что отстал даже от своего начальника. Один молчаливый красноармеец знал это дело и копал, не торопясь, но эффективно и ладно.

Вдруг Трахтенберг вылез из своей ямы и что-то сказал Алене. Она на это отреагировала тем, что подняла ствол винтовки и навела его на председателя. Однако, тот продолжал что-то возбужденно говорить, размахивая, как на митинге, руками.

— Пойду, посмотрю, что там происходит, — сказал я, накидывая на плечи шинель

— Я с вами, — вызвалась Капитолина.

Мы с ней вышли из дома и подошли к «строительному объекту». Теперь стало слышно то, что говорил председатель:

— Товарищ Алена, — громко вещал он, — ты считаешь, что я для тебя мало сделал? Ты уже забыла, что это я вырвал тебя из мелкобуржуазного болота, как мы привели тебя к свободе личности! Посмотри, как ты одета, вспомни, чем ты питаешься! В стране голод и разруха, а ты живешь как царица! Ты стала нашим товарищем, и мы делимся с тобой всем, что имеем!

Я слушал эту типичную коммунистическую демагогию и диву давался, как быстро «товарищи» научились передергивать факты, выворачивать правду наизнанку и превращать свои преступления в подвиги и заботу о народе. Впрочем, у Алены было, что возразить на несправедливые упреки в неблагодарности и предательстве идеалов.

— А это было по-товарищески, заставлять меня ползать на четвереньках голой перед мужиками, хлестать меня плетью и терзать мое молодое тело себе в угоду?

— Так это же и есть свобода личности! — патетически воскликнул Трахтенберг. — Мы отбросили старую буржуазную мораль! Тебе что, с нами было плохо?! Вспомни, как ты…

— Лезь, сволочь, в яму! — с истерическими нотками в голосе закричала девушка. — Не будешь копать, контра, б…дь, застрелю как собаку!

У нее был такой решительный, свирепый вид, что председатель Укома попятился и, пожимая плечами, спрыгнул в яму.

— Какой же он все-таки гад! — прошептала за моей спиной Капитолина.

Однако, Трахтенберг не унялся, копать не стал, а, увидев поповну, помахал ей рукой:

— Товарищ Капитолина, можно тебя на минутку!

— Чего тебе, товарищ Трахтенберг? — вопросила она, не сходя с места.

— У меня к тебе просьба, — чуть понизив голос, сказал он, — в кладовке, на верхней полке слева, за деревянным ящичком, лежит бумажная коробка, принеси ее, там мое лекарство.

— Сейчас принесу, товарищ Трахтенберг, — послушно согласилась она. — Говоришь, слева на верхней полке?

Я удивленно посмотрел на Капу. Только что она просто ненавидела председателя и буквально тут же согласилась идти по его делам. Поповна круто повернулась и ушла в дом, а пленные вновь принялись за работу. Все вернулось на круги своя, красноармеец полными лопатами выбрасывал землю наверх, Опухтин ковырялся и суетился, а Трахтенберг опять повис на ручке лопаты. Алена постепенно остывала, но продолжала смотреть на обидчиков остро и зло. Я, ни во что не вмешиваясь, стоял в сторонке, наблюдая, чем все это кончится. Из дома вышла Капитолина с картонной упаковкой в руке, подошла к землекопам. Трахтенберг оживился и прежним, ловким движением выскочил из ямы.

— Эта коробка? — спросила Капа, останавливаясь метрах в десяти от председателя.

— Да, она! — обрадовался он. — Дай ее сюда!

— Сейчас подам, — ответила она и тут же выронила её из рук. — Ах, какая я неловкая! — посетовала Капитолина и, сделав шаг вперед, наступила на коробку ногой

— Ты что, тварь, наделала! — завизжал Трахтенберг, делая рывок в ее сторону.

Однако, предупредительный выстрел Алены остановил его на месте и он, лишь выматерился, после чего опустился на землю, обхватив руками голову.

— Тварь, тварь, тварь! — бормотал он, раскачиваясь на месте.

— Извините, товарищ Трахтенберг, я, кажется, ваш марафет раздавила! — виновато произнесла Капитолина. — Вот ведь как бывает! — говорила она, давя ногой выпавшие на землю ампулы с морфием. — Придется вам, товарищ, потерпеть без марафета.

Я вполне оценил такой силы удар. Председатель был раздавлен. По бледному, искаженному лицу, пробегали судороги боли и ненависти. К наркотической ломке прибавлялись гнев и отчаянье. Теперь, видя его страдания, я вспомнил, что Капитолина назвала его морфинистом.

— Ну что, так и будешь теперь сиднем сидеть! — внесла свой вклад ненависти и Алена. — Работай, б…дь, а то пулю не пожалею!

Трахтенберг, грязный, несчастный и непримиримый, встал, взял в руки лопату и начал молча копать вязкую, сырую землю.