Камень духов - Александр Кердан Страница 52

Мысли молодого государя снова вернулись к сегодняшнему дню. Как не допустить повторения мятежей? Как остановить растление молодых душ и умов, для коих недавние события есть дурной пример, подрывающий незыблемость основ царской власти? При нынешнем устройстве государственного управления это сделать невозможно. Нужна организация, способная стать оплотом государства и самого монарха. Организация, какой не было доселе… Тайный приказ Петра и политический сыск Екатерины – это вчерашний день. Нынче пытками на дыбе, кнутом и каленым железом бунтарство не выведешь. В век тайных обществ и заговоров куда важнее знать и предотвращать вольнодумство на корню, еще до того, как оно станет реальной силой. Для этого необходимо тайным обществам противопоставить такую же покрытую тайной организацию, которая стала бы ушами и оком государя-отца.

Вновь пришел на ум этот патриархальный образ: отец в семье следит за детьми, поощряя радивых, уча неразумных… Наказывать дитя сразу не стоит. Толку от сего мало. Николай вспомнил, как в детстве был неоднократно порот по указанию матушки, считавшей, что телесные наказания – лучший воспитательный прием. Увы, ничего, кроме озлобления, эти уроки в душе Николая не оставили.

Теперь, размышляя о том, как защитить престол, Николай Павлович понимал, что необходимо делать ставку и на силу. Ведомство, которое будет стоять на страже самодержавной власти и служить общественному благу, должно такой силой обладать, но действовать по принципу, коим руководствуются лекари, а не палачи. И руководить таким ведомством, проводя в жизнь этот принцип – не навреди! – должен человек здравого ума, гибкий политик и преданный солдат. Таковым представлялся императору только один человек из его ближнего окружения – генерал-адъютант и граф Александр Христофорович Бенкендорф. Правда, в месяцы междуцарствия Николай отдалил его от себя из-за тесной дружбы последнего с генерал-губернатором Милорадовичем, чья позиция по вопросу престолонаследия в немалой степени способствовала трагическому развитию событий. Однако гибель военного губернатора Петербурга от рук восставших, а также личная отвага Бенкендорфа в день мятежа вернули ему расположение государя. Графу и решил Николай поручить подготовку проекта новой государственной структуры.

Привыкший ничего не откладывать, царь дернул шнур колокольчика. На пороге возник дежурный флигель-адъютант с красными от недосыпания глазами.

– Разыщи-ка, голубчик, и вызови генерала Бенкендорфа!

– Граф в приемной, ваше величество. Ожидают аудиенции вместе с их высоким превосходительством генералом от инфантерии Татищевым…

– Очень кстати. Зови.

Поднявшись из-за стола навстречу военному министру и Бенкендорфу, царь кивком ответил на приветствие и жестом пригласил к столу. Выжидательно вперил в них выпуклые серые глаза, по мнению придворных, обладающие магнетической силой.

Татищев, как старший из пришедших по чину и по возрасту, выдержав паузу и так и не дождавшись, когда заговорит император, почтительно произнес:

– Извольте ознакомиться, ваше величество: проект высочайшего указа о создании следственного комитета. Подготовлен в соответствии с вашей волей… – он с поклоном протянул царю бумаги.

Николай принял их и перевел взгляд на Бенкендорфа:

– Вы знакомы с сим проектом, граф?

– Так точно, ваше величество…

– И каково ваше мнение?

– Проект заслуживает внимания, однако… – Бенкендорф покосился на Татищева. Тот заерзал.

Николаю Павловичу было известно, что его сподвижники недолюбливают один другого, но иногда их несогласие друг с другом шло на пользу делу.

– Продолжайте, граф.

– Из предложенных военным министром членов комитета предлагаю исключить генерал-майора Орлова… Ежели, конечно, так будет угодно вашему величеству…

– Отчего же исключить? Я знаю генерала как человека, преданного престолу…

– Совершенно с вами согласен, ваше императорское величество, но по вновь открывшимся обстоятельствам родной брат генерала Михаил Федорович Орлов является участником злоумышленного общества. При всей преданности Алексея Орлова представляется недальновидным участие оного в расследовании деятельности столь близкого родственника… В остальном я полностью согласен с мнением военного министра.

– Благодарю, граф, я учту ваше мнение, – царь, вооружившись карандашом, приступил к чтению. Отдельные абзацы указа он прочитывал вслух, словно проверяя точность формулировок на себе самом и на присутствующих. – «Комитету повелеваем: открыть немедленно заседания и принять дальнейшие меры к изысканию соучастников сего гибельного общества, внимательно, со всею осторожностью рассмотреть и определить предмет намерений и действий каждого из них ко вреду государственного благосостояния; ибо, руководствуясь примером августейших предков наших, для сердца нашего приятнее десять виновных освободить, нежели одного невинного подвергнуть наказанию…»

Прочитав это, император порывисто встал, подошел к Татищеву и обнял:

– Ты, генерал, проник в мою душу. Полагаю, что многие впутались в бунтовское предприятие не по убеждению в пользе переворота, а по легкомыслию… Надобно отделить тех от других.

Татищев, просияв от царской ласки и отеческого «ты», победно глянул на Бенкендорфа, который отвел взгляд, а Николай Павлович тем временем вернулся за стол и продолжил чтение:

– «Возлагая на комитет столь важное поручение, мы ожидаем, что он употребит все усилия точным исполнением воли нашей действовать ко благу и спокойствию государства». – Император на минуту задумался, потом что-то вычеркнул в тексте и что-то вписал в него. Поднял глаза, снова ставшие стальными, на Татищева: – Извольте переписать указ набело с моими замечаниями и поутру представьте мне на подписание.

Военный министр, получив проект, с поклоном отступил к двери. Бенкендорф, решив, что аудиенция окончена, тоже поклонился императору, собираясь последовать за Татищевым, но был остановлен монархом:

– Александр Христофорович, задержитесь…

3

Ни одному человеку, находящемуся в здравом уме, не понравится, если кто-то придумывает порядки, отличные от привычных, и вынуждает следовать им. Недовольный начинает роптать. Сперва про себя. Потом делится своим возмущением с женой, с братом, с соседом, с товарищем по службе. И, не приведи Господь, находит тех, кто с ним солидарен. Единомышленниками сначала ведутся общие разговоры, затем составляются планы действий, которые переменили бы ситуацию… Так и возникают тайный сговор, тайное общество, от которых и до открытого бунта недалеко.

Против всех несогласных у государства всегда находится то или иное средство: топор палача или виселица, ссылка или каторга. Рождением же политического сыска Россия, как и многими другими переменами, обязана Петру Великому. Преображенский приказ на Яузе, возглавляемый князем Федором Юрьевичем Ромодановским, возник куда раньше прочих петровских новшеств: армии, флота, ассамблей… Преобразователь понял, что без политического сыска с его кнутом и доносами патриархальное Отечество не перестроить. Последующие правители России сделали немало для развития его инициативы. В 1731 году приказ был переименован в «Канцелярию тайных розыскных дел». Под новым именем он просуществовал до 1762 года, когда по указу Екатерины Великой функции политического сыска перешли к тайной экспедиции при Сенате. Павел Первый эту экспедицию ликвидировал, а решение сыскных задач возложил на 1-й и 5-й департаменты Сената. Александр Павлович в сентябре 1802 года создал Министерство внутренних дел, в котором был образован департамент полиции. Ему-то с 1811 года и предстояло стать новой исполнительной инстанцией.