Могила галеонов - Мартин Стивен Страница 51

Но тут вмешалась Анна. Голос ее был холодным и властным, как у ее матери, но говорила она, движимая отчаянием.

— Как вы осмелились, назвав меня проституткой, предложить меня этому грязному человечишке?! Так-то вы обращаетесь с теми, кого вверили вашей опеке!

Грэшем смешался. Было большой глупостью с его стороны не учесть, что Анна может понимать по-итальянски. Он зло ответил:

— Так я обращаюсь с теми, кто идет со мной, когда я занимаюсь работой шпиона. Так я обращаюсь с безмозглыми девчонками, считающими, будто я занимаюсь чем-то очень интересным и немного рискованным. Так я показываю таким людям, что в этом деле много скользкого и грязного, и что нам приходится убивать людей, которые хотят жить… — Ему вдруг вспомнился испанец, убитый им в Англии. — Таким образом вам пришлось заплатить за ваше сегодняшнее путешествие.

Двое молодых людей посмотрели друг на друга с ненавистью.

— И вы действительно отдадите меня этому сифилитику? — спросила Анна.

— Конечно, нет! Это была только хитрость с моей стороны! Я не собираюсь сюда возвращаться. Все это было ложью. Требовалось лишь заморочить ему голову, возбудить его, сделать так, чтобы он не понимал, насколько глупо принимать от англичан взятку.

— И вы не могли по-человечески предупредить меня заранее?

Да, Грэшем не сделал этого, потому что использовал девушку так же, как другие использовали его самого, ведь он уже привык — люди считаются чем-то вроде вещи или товара. Но чем больше он ненавидел самого себя за эту привычку, тем меньше он был готов открыто признать свою неправоту.

— А в шпионских делах, — спросила Анна с едким сарказмом, — всегда так положено, чтобы женщины сидели, не открывая рта, пока мужчины ведут переговоры?

— Нет, — вставил Манион, пытаясь снять через голову свое одеяние. — Иногда они лежат на спине, раздвинув ноги и открыв…

— Довольно! Ты забылся! — прошипел Грэшем.

Манион наконец высвободил голову. Он довольно ухмылялся. Анна бросила на него холодно-насмешливый взгляд, но он, слишком довольный шуткой, не обратил на это внимания. И все же смех Маниона успокоил ее гораздо лучше, чем все, сказанное Грэшемом. Манион дал понять — все это только игра. Опасная и даже грязная, но все же игра. Но разве Генри Грэшема не сделал эту игру своей жизнью? И если бы это понадобилось для успеха его эмиссии», неужели он действительно отдал бы ее этому мерзавцу?

— Мне все это не по нутру, — пробормотал Джордж, чувствуя стыд и неловкость. Грэшем ничего не ответил.

Они тихо задули свечи и подождали, пока их глаза привыкнут к темноте.

Манион подошел к задней стене, очистил пол от пыли и штукатурки, и тогда стала видна дверца, ведущая в подвал. Он бесшумно поднял ее, и ночные путешественники могли спуститься вниз по лестнице.

— Там пять ступенек вниз, госпожа, — шепнул Анне на ухо Манион. — Потом еще шесть впереди. Надо идти в темноте согнувшись. Зато потом увидите звезды.

Они спустились вниз и, осторожно двигаясь вперед, дошли до следующей дверцы, действительно выведшей их наверх, во двор, и они, как и обещал Манион, увидели звездное небо. Из таверны по-прежнему доносился шум, но теперь более глухой.

Все четверо уже почти дошли до дома как раз перед тем, как должны были подняться слуги, чтобы затопить печь на кухне. И тут они услышали звук шагов. К ним направлялся один из слуг генерал-губернатора, в тот день выходной, но все же одетый в ливрею. Сильно пьяный, он шел пошатываясь и что-то тихо напевал себе под нос. В руке он держал пустую бутылку, но сам он, видимо, не считал ее таковой, потому что подносил ее к губам, извлекая оттуда какие-то капли. Одни от вина становятся драчливыми, другие засыпают, а встретившийся им пьяница, судя по всему, впал в эйфорию.

Четыре человека в сутанах прижались к стене, но было поздно. Пьяница заметил их.

— Благочестивые люди благословляют таверны? — спросил он, довольно хихикая. — Или же они любители не только таверн, но еще и ночных дам, а? — Он радостно засмеялся над собственной шуткой. — Эй вы, благословите меня! Разве я хуже, чем все они? — Он хотел было стать на колени, но вместо этого вдруг подошел к Анне и попытался откинуть ее капюшон. Она вовремя оттолкнула его руку, и он ударился о стену. Тут, видимо, пьяницу поразила какая-то новая мысль, и он посмотрел на них со страхом. — Я узнал вас! — пролепетал он. Было еще темно, лица путников скрывали капюшоны, но слуга действительно мог разглядеть лицо одного из них и догадаться, кто они такие. Манион стал вынимать из рукава свой нож, но Грэшем сложил руки на груди, и Манион понял — хозяин уже достал свой кинжал.

— Я — Смерть, — проговорил Грэшем тихо и зловеще, и пьяница в ужасе осел на землю. Он стал тихонько всхлипывать. Грэшем должен был убить этого человека, сказавшего роковые слова «Я узнал вас». Ставки в игре были слишком высоки, чтобы Грэшем мог пощадить его, поставив под угрозу свою миссию. Генри невольно снова вспомнил испанца, убитого им на лугу. Он вспомнил моряков, погибших в порту Кадиса, подумал и о тех испанцах, которые найдут свой конец после взрывов пушек на их собственных судах… вот и еще одного ему предстояло лишить жизни — новое подтверждение того, как мало стоит человеческая жизнь! Испанец посмотрел на него снизу вверх и снова пролепетал:

— Вы — Четыре Всадника… Четыре Всадника Апокалипсиса!.. Я узнал вас… Грэшем отпустил рукоять кинжала, постаравшись скрыть вздох облегчения.

— Раскаиваешься ли ты в своих грехах? — спросил он пьяницу.

— Раскаиваюсь… — тихо отвечал тот, отползая к стене.

— Тогда иди с миром. И никому не говори о нас.

Он с трудом поднялся на ноги, не помня себя от страха, и перекрестился. Все четверо молча смотрели на него. Он повернулся к ним спиной и бросился бежать.

— Я думала, вы хотели убить его, — сказала Анна, когда они без дальнейших происшествий вовремя вернулись в комнату Грэшема. Она, конечно, представляла себе их ночное приключение совсем иначе. От ее романтического волнения в начале их путешествия не осталось и следа. Теперь она чувствовала, будто вывалялась в грязи.

— Да, хотел, — промолвил Грэшем. Он вдруг почувствовал: он хочет эту девушку, как еще ни одну в своей жизни. Он, кажется, был бы рад овладеть ею сейчас же, показав ей, кто хозяин положения. Но Грэшем никогда в жизни не опускался до того, чтобы взять женщину силой. Стремясь избавиться от наваждения, он решил поскорее разыскать ее жениха. Он сказал: — Завтра можно будет проверить, нет ли в Лиссабоне вашего жениха, а то скоро это все станет подозрительно и нам начнут задавать вопросы.

— Его здесь нет, я знаю, — отвечала Анна. Голос ее звучал тихо и устало. Может быть, она хотела убедить в этом саму себя? — Я чувствую — мое время еще не настало.

* * *

— А где Манион? — спросила Анна, когда они собрались посетить дом Жака Анри.

— Дела у него какие-то. Лучше об этом не спрашивать, — отвечал Грэшем, вполне доверявший Маниону.