Реликвии тамплиеров - Пип Воэн-Хьюз Страница 50

— Ну, я бы так не сказал. Ты — женщина и принцесса, а кроме того, в высшей степени живая, — заявил я. — Что же до бедного выпавшего за край земли монашка, то я тоже вполне жизнерадостен.

Так мы и сидели, держась за руки, когда из-за камней появились капитан и Павлос. Я отодвинулся, обозначив большую дистанцию между собой и Анной, и поднял с земли лук, надеясь, что выгляжу достаточно воинственно и угрожающе. Но по тому, как насмешливо сморщился ее носик, понял, что не слишком убедителен. Мы сидели и давились смехом, когда подошли мужчины.

— Никаких демонов в пределах видимости, — доложил я.

— Отлично, отлично, — сказал капитан. — Итак, Петрок, кажется, мы у тебя в долгу за спасение нашей высокородной гостьи. Но не знаем, как лучше доставить госпожу Анну на борт корабля… Команда у нас буйная, а китового уса под рукой нет.

— Капитан де Монтальяк, я больше не хочу, чтобы меня тайно проносили на борт и прятали. Уж лучше рискну встретиться с вашей командой. — На лице Анны появилось выражение, достойное истинной представительницы императорской фамилии.

— Господи, Vassileia, вы сами не понимаете, что говорите! — охнул Павлос.

— Павлос прав, — согласился с ним капитан. — Это люди дикого нрава. Я их в последние месяцы слишком ограничивал и сдерживал. Лишал привычных увольнений на берег…

— А как же в Гардаре? — перебила Анна. Капитан скривился:

— Власти Гардара не в состоянии содержать и обеспечивать собственное население, не говоря уж о развлечениях для компании негодяев вроде моих. Нет, они наверняка весьма скверно отнесутся к прибытию на борт настоящей леди, не важно, насколько высокорожденной или нуждающейся в помощи. Я на такой риск не пойду. — Он скрестил руки на груди и хмуро уставился на Анну.

— Сьёр де Монтальяк, если меня снова засунут в эту дыру, я в любом случае там умру. Если не собираетесь стукнуть меня по голове, чтоб я лишилась сознания, вам придется объявить о появлении на борту нового члена экипажа. Сколько понадобится времени, чтобы добраться до Венеции?

— Много недель, госпожа Анна, много долгих недель, даже при попутном ветре, — ответил капитан.

— Что ж, уверена, я смогу вязать узлы и делать все остальное, что и вы, когда управляете кораблем, мой добрый сьёр де Монтальяк.

Все это она произнесла небрежным тоном, однако по упрямо сжатым челюстям было понятно, что Анна не шутит. Капитан тоже это заметил. И сел рядом с ней.

— Покажите-ка мне ваши ручки, — мягко сказал он. Она протянула ему руки, он взял их и по очереди перевернул. Я заметил, как изменилось выражение его лица — из веселого стало удивленным.

— Боюсь, ничего общего с нежными ручками принцессы, — заметила Анна. — Мы в монастыре постоянно стирали одежду для бедных, даже когда приходилось топором долбить лед, чтобы набрать воды.

Капитан долго смотрел на нее, потом перевел взгляд на меня.

— Ты, случайно, не знаешь язык басков? — с надеждой спросил он.

Вот так в команде «Кормарана» появился новый матрос по имени Микал. Это был здорово оголодавший отпрыск баскской рыбацкой семьи, единственный уцелевший после кораблекрушения — его корабль утонул в бурю. Он три месяца питался одними птичьими яйцами и уже почти потерял надежду спастись, когда увидел наш парус.

— Баски уже много столетий бороздят моря и океаны, — сообщил нам капитан. — Они никогда никому не рассказывают, куда плавали, — это одна из самых сокрытых тайн на свете. Так что если на борту объявится спасшийся после кораблекрушения матрос, никто в команде особо не удивится. Надо лишь придумать подходящую легенду, причину вашего появления здесь. Это, пожалуй, единственный способ решить проблему. Маскарад понадобится только до Дублина. Полагаю, мои ребята будут в более веселом и бодром настроении после нескольких ночей пьянства и бесчинств, которые они вполне заслужили. А потом я вас снова им представлю, уже как богатого пассажира.

— Но я не знаю ни слова по-баскски, — сказала Анна, явно захваченная этой идеей. — А на борту есть еще баски?

— В том-то все и дело! — сказал капитан. — Нету! Смею заметить, что это единственный язык мира, который у нас не представлен. Кажется, Жиль немного говорит на языке басков, и это все. К вам будут относиться с уважением, вам поверят — баски всегда себе на уме, это всем известно, замыкаются и молчат, когда захотят. С другой стороны, вам все же придется разговаривать…

— Но я же говорю с вами по-окситански! Это подойдет?

— Вполне. — И капитан слегка поклонился, чуть насмешливо, но с несомненным уважением. — Ну что же, на вас уже мужская одежда, но придется остричь волосы.

— Ни за что! — вскричала Анна. — Даже сестры-монашки не смогли меня заставить это сделать, и никто не сможет! Я заплету их в косы. Пусть у меня лучше все зубы выпадут, но волосы я сохраню. — И она упрямо закрутила свои черные волосы вокруг шеи.

— Самсон в женском обличье, ни больше ни меньше, — засмеялся де Монтальяк. — Ну ладно. Вот что мы сейчас проделаем…

Капитан ушел, а Павлос оставался с нами до темноты. Тогда мы прокрались к кораблю и забрались в разбитую для капитана палатку. На следующее утро я якобы снова залезу на самую высокую скалу островка, чего, несомненно, не станет делать никто из команды, и вернусь с Микалом. Я надеялся, что наш план сработает. Я, правда, не мог представить себе Анну в ином обличье, кроме женского, — только очень красивой, чудесной женщиной. Это я понял, когда попытался вообразить, как она будет выглядеть в мужском облике. Мне казалось, что прядь ее иссиня-черных волос уже начала обвиваться вокруг моего сердца. Глядя, как она ужинает с капитаном и Жилем, я вдруг вспомнил, свои руки, забравшиеся ей под тунику, и едва не подавился сочным куском свежей баранины, который пытался прожевать расшатанными зубами.

Позднее, когда капитан, Жиль и я устроились спать возле костра у палатки, Анна растянулась на ярких коврах, которыми мы застелили песок.

— Спокойной ночи, Петрок из Девоншира, — сказала она. — Приятных сновидений — если, конечно, мертвый может видеть сны.

— Думаю, что все это — сон, только боюсь вот-вот проснуться, — ответил я, не понимая, откуда у меня взялись такие слова.

— Ты мне снишься или я тебе? — тихонько спросила она. — Смерть при жизни, жизнь при смерти… Мы с тобой в одинаковом положении, ты и я.

Я оглянулся, но она уже задула лампу, и было невозможно понять, где кончается ее силуэт и начинается мрак ночи. А потом ее губы легко, как крылышки мотылька, коснулись моих и холодные пальчики на мгновение задержались у меня на щеке. Еще секунда, и я почувствовал, что она ушла.

Я отполз в сторонку от костра. Под огромным куполом неба он выглядел как искорка. Звезды плясали свой древний и торжественный танец надо мной, далеко, далеко в вышине.