На восточном порубежье - Сергей Жук Страница 50

Все готовились к войне.

6

Тундра. Тоже время. Где-то между реками Большой и Малый Анюй Между тем, не ведая о последних событиях, небольшой отряд служилых казаков, волею Императрицы Анны Иоанновны по казенной потребности пересекал тундру. Их путь лежал на Анадырь из Нижне — Колымского острога.

Оба Анюя впадают в Колыму с правой стороны. Обе эти реки, от устья вверх, имеют направления прямо к Анадырю. Если случись ехать с Калымы не знающему тракта, то ему стоит поворотить на тот или другой Анюй, и по ним вверх в аккурат попадещь на Анадырь.

Кроме срочной почты для капитана Павлуцкого, им, указом Сибирского губернатора, было предписано доставить в острог некоего ссыльного кандальника, уличенного в государевой измене. Срочность и секретность поручения была наивысшей. Вот и спешили казаки, изо всех сил погоняя собачьи упряжки.

Этим кандальником был наш старый знакомый, бывший поручик лейб-гвардии, красавец и возлюбленный цесаревны Елизаветы, Алексей Шубин. Ныне государственный преступник, следующий в пожизненную ссылку под новым именем Александра Шендеры в самый удаленный угол Российской империи.

Все что с ним приключилось за последний год, не укладывалось в голове. Любовь, арест, заключение, допросы, то были события полные красоты, и романтики. События достойные самого яркого пера итальянского романиста. Но потом все померкло, и происходящее стало калейдоскопом из черных и серых красок, непонятных, и пугающих.

Приговор — государственная измена, и пожизненная ссылка в Сибирь, прозвучал как выстрел. С того момента и началась эта бесконечная дорога в никуда.

Первой целью был Тобольск. Дорогой с ним ни кто не разговаривал, на то был особый указ Императрицы. Закованный в кандалы, лежа в санях, Алексей все выглядывал из под овчины, и смотрел в след убегающим верстам надеясь увидеть верхового курьера, что доставит указ о помиловании. Но чуда не случилось. Изменчивая фортуна отвернулась на этот раз. Видимо увлеклась другим баловнем судьбы.

В Тобольске все его чурались как прокаженного, а губернатор даже не соизволил принять прошение и лишь указал следующий пункт назначения, Якутск.

— Где то я раньше слышал про этот острог? — подумалось тогда Шубину.

За Тобольском сибирская вольница дала знать о себе. Алексея расковали за ненадобностью. И то право куда бежать, а в кандалах спрос великий? Да и хлопот с арестантом поменее будет.

Версты продолжали бежать бесконечной чередой. Редкие остроги, зимовья, ямщицкие ямы, не оставляли в памяти и следа. Все более сумрак охватывал сознание. И будто вторя ему, зимние ночи становились все длиннее и длиннее, пока не захватили все временное пространство.

Жизнь Алексея и полярная ночь стали едины. Он даже дивился, когда рядом протекало подобие жизни, и слышался смех. Казалось что все растворяется в этой необозримой и бесконечной дали. Просторные избы превратились в мелкие полуземлянки, русские сани, запряженные тройкой коней, в небольшие нарты с оленьей или собачьей упряжкой.

Когда от Якутского воеводы он услышал про Анадырский острог, то уже не дивился. Его жизнь превратилось в непрерывную дорогу, начало которой отмечено яркими красками в его памяти, а вся последующая жизнь лишь унылая, бесконечная своей безнадежностью дорога, покрытая мраком ночи.

Он даже слегка подивился, когда солнце неожиданно выглянула из-за горизонта, осветив ледяную пустыню, что расстилалась кругом до края. Весело заискрились крупные хрусталики снега. То был первый признак начала годового цикла жизни. Но Алексей не чувствовал себя ее участником, что нельзя сказать о его спутниках.

— Ныне лето на Анадыре проведем! — мечтательно произнес молодой казак Прошка. — Говорят там сытно живут?

— Худо не скажешь! Окромя охоты и рыбалки огороды держат. Квашенная капуста, и каша тыквенная завсегда имеется.

— А морковь и свеклу ростят?

— Ростят! Ростят! И борщ варят! — засмеялся десятник. — Только с огородов вонько, спасу нет! Тамошние крестьяне приспособились рыбу лежалую на поля вывозить вместо навоза. Говорят, что шибко в росте помогает.

— А пошто в тундре так пусто? — не унимался Прошка. — Уж как две седмицы в пути, а живой души не видели.

— Капитан Павлуцкий ныне в тундре балует, баталии устраивает. Наш приказчик острожный сообщил по секрету, что грозился капитан всех чукоч под корень вывести. И то право! Зловредный народец!

От безделья Шубин прислушивался к разговору. Казаки не торопясь готовились к ночевки. Скоро будет сытная еда и отдых. По здешним обычаям едят один раз в день. Промнешься до вечеру, и так проберет голод, что любой кусок сладким покажется.

Но его более заинтересовал голос десятника, особливо речь и манера гуторить. Он уже слышал подобный говор в точности. В памяти всплыл Санкт-Петербург 1725 года, Зимний дворец, умирающий император, и якутский казак.

— А вы не слыхали про Афанасия Шестакова? В Якутске служил казачьим головой!

Его вопрос и само участие в разговоре было настолько неожиданным, что все замолчали.

— Чего спрашиваешь? Аль родственник? — осторожно уточнил десятник.

— Хотя ты из бар будешь, а он из простых казаков. Царство небесное Афанасию! Уже два года как сгинул казак от стрелы чукочьей. На Анадырском погосте ныне лежит, и то ладно, что по православной вере схоронили. Сколь казаков по тундре костьми лежат? Одному богу ведомо! — вздохнул десятник.

Этой ночью на них напали чукочи. Сходу накинули чаут на верхушки жердей, завалили шатер на бок и покололи казаков копьями. Оставили в живых лишь бывшего поручика лейб-гвардии. Видимо не подоспело его время, не все прочувствовал его благородие. Чукчи были родниками тойона Кивающий головой. Отныне Шубин стал его пленником, и пока только духи тундры ведали о его дальнейшей судьбе.

7

Отряды Анадырской партии и союзные коряки вот уже второй месяц как двигаются в сторону северного побережья. Чукотские орды в страхе бегут от русского воинства, оставляя порой яранги, груды оленьих рогов и вытоптанные пастбища. Поначалу редкие следы небольших чукотских семей, что тщательно изучались корякскими проводниками, теперь пестрили проталинами по всей тундре. Чукотская орда с многотысячными стадами олений, следовала впереди русских, которым доставались лишь вытоптанные пустые пастбища.

Ослабевших животных приходилось забивать беспрестанно, оставляя большую часть туши на съедение волкам и песцам тундры. Звери стаями следовали за отрядом, нарушая тишину воем и лаем. Часть коряков под покровом ночи бежали спасая своих олений. Многие солдаты и казаки теперь шли пешком, неся на себе грузы.

Все это не предвещало хорошего. Лишь благодаря жесткому характеру, Павлуцкий удерживал дисциплину на должном уровне. Но отсутствие опыта войны в этих условиях, губительно влияло на ход компании. О таких расстояниях и длительности похода капитану не виделось даже в самом кошмарном сне.