Бриллиант - Сара Фокс Страница 50

Церемония была прозаической и короткой. Пожилая женщина в черных рукавицах, с толстым клетчатым платком вокруг худых тонких плеч ударила по хриплому старому органу, и каждый запел «Господин, мой пастух, против моего желания заставил меня лечь». Нэнси, которая знала только несколько слов, просто подпевала остальным, а двое незнакомцев вторили ей ровным баритоном. Я была рассеяна и думала о своем грехопадении, о той ночи с Тилсбери, которая перечеркнула всю мою жизнь. Когда поющие затянули последние строки: «И в доме Бога навсегда, должно быть, мое место», — я подумала, что это очень верно отражает то, что я сейчас чувствую, поскольку я навсегда была обречена жить в чужом доме, хозяин которого соблазнил меня и теперь стоял здесь, передо мной, венчаясь с моей глупой, одурманенной мамой.

Во время обмена клятвами я сидела с удрученным видом, считая на старой, выцветшей подушке для коленопреклонения под своими ногами потертые стежки и листая пожелтевшие, потертые страницы изодранного старого псалтыря. Услышав, как они пробормотали «да», я взглянула в сторону алтаря и испытала облегчение, когда новоиспеченные супруги не обменялись даже вялым поцелуем. Затем в сопровождении двух гостей они направились в заднюю часть церкви, где находилась маленькая скрытая комната, как я предположила, для подписания и заверения брачного свидетельства. Глядя на Нэнси, я прошептала:

— Мне очень плохо. Мне нужно на воздух.

Она выглядела встревоженной:

— Вы не можете выйти. Не сейчас!

— Если я сейчас не выйду, тебе скоро придется счищать мою рвоту с этой скамейки! — грубо бросила я, покидая холодную твердую скамью и направляясь к подъезду, где уселась на маленьком каменном выступе. Мое сердце бешено колотилось, по лицу струился пот, я почувствовала сильную усталость и, заплакав, сложила руки на своем огромном животе. Когда я глубоко вдохнула несвежий, застоявшийся воздух, две испуганные черные вороны подлетели к дверям из высокой травы. Их внезапное карканье заставило меня отпрыгнуть. Подняв руку и прикрыв глаза, я услышала, как похожие на атлас крылья птиц трепещут на ветру, словно простыни, и увидела, как они блестят, отражая резкий свет. Сев на низкий гниющий забор, вороны повернули головы в одну сторону, и их холодные желтые глаза вперились в меня. Тут появилась зануда Нэнси и потянула меня обратно в церковь. Когда я оглянулась, осталась только одна ворона.

* * *

Свадебный завтрак или что-то вроде состоялся в саду на Парк-стрит. Был прекрасный спокойный июльский день, в воздухе пахло только что скошенной травой, и слышалось сладкое пение птиц. Ленивые пчелы гудели среди тумана фиолетовой лаванды. На столе было холодное мясо, сыры, фрукты и хлеб. На ветке любезно ворковал голубь, кирпичные стены внизу были увиты дикой глицинией, побегами жасмина и роз, взбиравшимися по железной решетке к балкону. Сцена казалась идиллической, но солнечные лучи, пробивающиеся сквозь мое окно, по-прежнему напоминали мне о заключении.

Маленькая служанка, которую я видела раньше, принесла подносы с чаем, шампанским и холодным лимонадом и быстро исчезла снова вместе с Нэнси в тот момент, когда в тени под балконом появился дворецкий, одетый во все серое, даже его лицо и волосы казались одного цвета с одеждой. Наша группа была небольшой для такого события, к нам даже не присоединились те мужчины, присутствовавшие в церкви. Они уехали сразу после службы, просто пожав руку жениху и получив большой белый конверт. Я предполагала, что это было платой за то, что они выступили в роли молчаливых свидетелей, но я не заострила на этом внимание, желая поскорее оказаться подальше от того мрачного, тоскливого места.

Теперь в саду мама с сожалением смотрела на своего нового мужа, который небрежно сбросил свой жакет и закатал рукава рубашки, выставив напоказ темные волосы на своих жилистых руках.

— Нам нужно было пригласить хотя бы нескольких друзей. Сестры Миллер помогли бы сделать сегодняшний день очень веселым, запоминающимся, я уверена…

Даже не пытаясь скрыть свое отвращение, Тилсбери состроил гримасу:

— Ада, ты знаешь, что мы всегда собирались сделать это конфиденциально. Если настоящая дата не будет известна, гораздо меньше риска, что возникнут вопросы. А когда мы окажемся в Нью-Йорке, я обещаю, что мы устроим там настоящее торжество, о каком ты мечтаешь!

Она, соглашаясь, кивнула и, вздохнув, смиренно села за стол, вне сомнения, мечтая о новой жизни и блестящих вечеринках.

— И какие же вопросы могут возникнуть? — спросила я. — По поводу моего похищения? Или о моем ребенке?

— Алиса, пожалуйста. Только не сегодня! — воскликнула мама, делая глоток шампанского. Я посмотрела на ее лицо, покрытое круглыми пятнами солнечного света, красиво танцевавшими внизу под листьями, решив, что на этот раз она права.

Я не имела права портить этот день. Не потому что я была счастлива за нее или простила его, но потому что чувствовала себя хорошо, так как была свободна, на теплом свежем воздухе, далеко от тех темно-зеленых тюремных стен заключения. Я попыталась улыбнуться. Я буду играть роль послушной дочери в надежде получить немного больше свободы в наступающие жаркие летние дни.

— Извини, — солгала я. — Я хочу, чтобы ты радовалась… — Хотя этот несчастный брак был тем, чего я боялась с того самого первого дня, когда встретила Тилсбери и наблюдала, как он коварно добивается расположения моей матери, с каждым разом, когда он переступал порог нашего дома, привязывая ее все больше. Теперь он сидел на траве рядом со мной, наклоняясь, чтобы передать мне тарелку, полную еды, в то время как дворецкий снова наполнял наши бокалы.

— За исполнение желаний и раскрытие будущих тайн! — произнес Тилсбери, высказывая свое эгоистичное желание, чокаясь с мамой, предварительно поцеловав ей руку, а точнее, касаясь губами нового золотого кольца с изумрудами и опалами на ее пальце. Но все это время он смотрел в мои глаза, а не в ее, а его длинные ноги ощутимо касались моих шелковых юбок. Переместившись на край одеяла, я сняла свою шляпу и откинулась назад, не обращая внимания на его наглое приставание. Солнце залило мое пылавшее лицо, отчаянно напомнившее мне, что я все еще жива и все еще могу чувствовать.

Я, должно быть, выпила лишнего. Когда я открыла глаза и огляделась, на мгновение я видела только черноту. Но все же рассмотрела, что кто-то сидит на краю одеяла под большим пляжным зонтиком, защищавшим мое лицо от горящих солнечных лучей, дрожащие неровные края которого обрамляли темный туман. Воздух, казалось, шипел и слегка колебался от такой невыносимой жары. Я с трудом могла двигаться, последние капли энергии испарились из моего тела. Отвернувшись, я увидела мамины ботинки, которые болтались под тенью ее стула, рядом маленькими шелковистыми комочками лежали ее чулки, а босые ноги покоились на прохладной траве.

Пальцы ее рук томно крутили вверху и внизу ножку стакана, она пристально и снисходительно смотрела на своего нового мужа, который, в свою очередь, полностью игнорировал ее. Он читал книгу, прислонившись спиной к широкому грубому стволу дерева. Пытаясь встать со своего места, она неуклюже с хихиканьем упала назад, и я подумала о том, сколько же она выпила в то время, пока я спала, что опьянела так быстро. Ее слова были нечленораздельными, когда она громко сказала: