Римский орел - Саймон Скэрроу Страница 5

Макрон не мог не ухмыльнуться, видя, как ошарашен бывалый, наперечет знающий все уловки и хитрости рекрутов центурион. Поседевший в муштре молодежи служака сталкивался и с трусостью, и с дерзостью, и с наглостью, но такое слышал впервые. Письмо? У молокососа? К легату? Откуда? Эта загвоздка сбила старого Бестию с насиженного шестка, однако, надо отдать ему должное, он быстро оправился.

— Ладно, недоумок, собери свое барахло. — Бестия ткнул тростью в сторону свитков. — Хренов болван. Только прибыл — и уже взбаламутил весь лагерь. Вот и возись с такими придурками. Да меня просто блевать от вас тянет. Ну, ты слышал, что тебе сказано? Подними все! И дай эту штуку сюда!

Пока новобранец ползал в грязи, Бестия набросился на остальных:

— Вы что вылупились? Живо разбейтесь на группы! Пошевеливайтесь! А ты погоди!

Последнее было обращено к успевшему собрать свои шмотки Катону.

Легионеры эскорта покинули строй и деловито принялись делить толпу вновь прибывших на отряды. Бестия тем временем пристально изучал поданный ему свиток. Он внимательно прочел адрес, проверил печать, еще раз перечитал адрес и задумчиво поднял глаза, гадая, как поступить. И углядел ухмыляющегося Макрона.

— Эй, Макрон! Ну-ка двигай сюда! Да пошевеливай задницей, парень!

Через пару мгновений Макрон, моргая и щурясь, стоял навытяжку перед старшим центурионом. Капли дождя, стекая по ободу шлема, попадали в глаза.

— Кажется, оно подлинное. — Бестия помахал свитком перед носом младшего командира. — Возьми его и сопроводи нашего приятеля в штаб.

— Я на дежурстве.

— Я подменю тебя до возвращения. Топай.

«Вот скотина», — мысленно выбранился Макрон. Знать не зная, чего стоит обнаруженная у молодого дурня писулька, Бестия бережет свою жопу и хочет, чтобы в случае чего выволочку за напрасно отнятое у большого начальника время получил кто-то другой.

— Будет сделано, командир, — угрюмо произнес он, принимая письмо.

— Давай, Макрон, не задерживайся надолго. Я устал, продрог и мечтаю о теплой постели.

Бестия направился к лестнице и стал подниматься наверх. Макрон проводил его мрачным взглядом и повернулся, чтобы как следует рассмотреть идиота, из-за которого он теперь будет вынужден тащиться куда-то под ледяным противным дождем. Чтобы сделать это, ему пришлось задрать голову, ибо малый был выше его на добрую половину локтя. Густые черные волосы рекрута липли ко лбу, под которым хмуро поблескивали карие, глубоко посаженные глаза. Губы юноши были плотно сжаты, но подбородок еле заметно подрагивал, непреложно свидетельствуя, что пережитое унижение все еще будоражит его.

Хотя путь от сборного пункта в Авентикуме был долгим и вся одежда красавчика извозилась в грязи, Макрону редко доводилось видеть столь отменно пошитые вещи. А тут еще дорогие письменные принадлежности и эти свитки… Нет, определенно что-то с этим малым не так. Судя по всему, деньжата ему не в диковину. Но тогда на кой ляд он собрался тянуть солдатскую лямку?

— Катон, так, что ли, тебя зовут?

— Да.

— Я тоже командир, и отвечать мне положено, как командиру, — улыбнулся Макрон.

Катон попытался принять стойку «смирно», и Макрон рассмеялся.

— Вольно, парень. Расслабься. Ты не в строю и не на плацу. По крайней мере до завтрашнего утра тебя больше не тронут. Давай-ка снесем твое письмо куда нужно.

Он мягко подтолкнул юношу в спину и зашагал рядом с ним, потом бросил взгляд на письмо и тихонько присвистнул.

— Знаешь, что это за печать?

— Так точно, командир. Печать императорской канцелярии.

— А почему имперской почтовой службе вздумалось использовать тебя как курьера?

— Не имею ни малейшего представления, командир, — ответил Катон.

— А от кого письмо, у тебя есть представление?

— Так точно, командир. От императора.

Макрон поперхнулся, едва не сбившись с ноги. Странные, чтоб им провалиться, заявляются в легион новобранцы! Интересно было бы уяснить, какого такого хрена император пересылает легату депешу через хренова сопляка? Видно, с этим молокососом и впрямь не все гладко.

Снедаемый любопытством, Макрон решил, что от него не убудет, если он станет держаться с мальчишкой повежливей.

— Извини, что спрашиваю, но зачем ты прибыл сюда?

— Зачем я прибыл сюда, командир? Разумеется, чтобы нести солдатскую службу.

— Но с чего тебе вдруг приспичило записаться в солдаты? — не унимался Макрон.

— Это связано с моим отцом, командир. Он служил императорам. Сначала Тиберию, потом Клавдию. Вплоть до своей смерти.

— И кем же он при них состоял?

Юноша не ответил, и Макрон, повернувшись, подбодрил его:

— Ну?

— Он был рабом, командир, — выдавил из себя юноша и смущенно поджался.

Вот оно что. Макрон покачал головой.

— Правда, Тиберий даровал ему вольную. Но уже после того, как я родился.

— Тяжелый случай, — сочувственно бросил Макрон, знавший, что свобода, дарованная отцу, вовсе не делает вольными его отпрысков, рожденных в рабстве. — Но надо полагать, твой отец тебя выкупил, чтобы сделать свободным?

— Никак нет, командир. По какой-то причине Тиберий не соглашался на это. Мой отец умер менее года назад и в своем завещании упрашивал Клавдия дать мне гражданство. Тот согласился, но с условием, что я в этом случае поступлю на военную службу. И вот я здесь.

— Хм-м. Не больно-то хорошая сделка.

— Я так не думаю, командир. Теперь я свободен. Свобода лучше, чем рабство.

— Ты и впрямь так считаешь? — усмехнулся Макрон.

Лично он вряд ли променял бы сытую столичную жизнь на суровые армейские будни. Солдатская доля — не сахар, не говоря уже о весьма вероятной возможности получить увечье или даже погибнуть. Впрочем, поговаривают, что очень многих вольноотпущенников именно служба впоследствии превращала в весьма богатых и знаменитых людей.

— К тому же у меня все равно не было выбора, даже если бы я и хотел его сделать, — заключил с горькой ноткой Катон.