Мускат утешения - Патрик О'Брайан Страница 5

Каждый углубился в воспоминания о случаях, когда такое, на самом деле, происходило, возможно, иногда только в их воображении. А Стивен продолжил:

— Скажу вам ещё одну неприятную вещь, которую отрицать невозможно. При обычном и естественном ходе событий, врачи, хирурги и аптекари встречаются с огромной потребностью в сочувствии — за один день они сталкиваются с полудюжиной весьма печальных случаев. Те из них, кто не свят, подвержены опасности превысить предел своих фондов и сделаться банкротом, то есть прийти в состояние, лишающее врача большей части его человечности. Доктор, ведущий частную практику, всё же обязан произносить более или менее подходящие слова, чтобы сохранить свои связи и заработок. И как вы, без сомнения, не раз замечали, даже сама попытка изобразить сострадательное выражение лица — это некоторым образом возможность проявить хотя бы тень жалости. Но наши пациенты не могут обойтись без нас. У них нет альтернативы. Нам же ни к чему изображать сочувствие, и наша бесчеловечность никак не влияет на нашу жизнь. Вы, должно быть, уже встречались с множеством бессердечных, полных самомнения, самовлюблённых чёрствых и прагматичных скотов — там, где у их пациентов нет выбора. А если останетесь во флоте, ещё много раз встретите.

Однако Макмиллана монополия пока не превратила в прагматичного скота. Всю душную влажную ночь они с Ахмедом провели возле Стивена, обмахивали его, приносили воду из прохладной глубины колодца и осторожно покачивали гамак. А перед рассветом над морем зародился обещанный восточный ветер, несущий прохладу, и они с удовлетворением увидели, что больной погрузился в глубокий спокойный сон.

— Полагаю, сэр, он может быстро поправиться, — сказал Макмиллан, когда Джек кивком вызвал его из палатки. — Лихорадка спала с обильным потоотделением, так же неожиданно, как и началась. Если сегодня он спокойно полежит, время от времени попивая отвар, назавтра вполне сможет встать.

Стивен ошибался, полагая, что в лагере, полном моряков, не будет тишины и покоя — когда в утреннем небе ещё горели звёзды все они в молчании и на цыпочках выскользнули со своим скудным завтраком. На месте остались только несколько человек, чья работа почти бесшумна — команда изготовителей канатов со своими обрывками, шнурами и колесом, канонир, готовый ворошить свой порох, как только солнце даст хоть небольшую надежду его подсушить, парусный мастер, который уже добрался до кливера, и Киллик, намеревавшийся проверить гардероб доктора (Ахмед не умел управляться с иглой), и — славная работа — отполировать всё капитанское серебро.

Поэтому, когда незадолго до полудня Стивен выбрался из палатки, вокруг стояла странная и неестественная тишина. Макмиллан отправился на камбуз, чтобы должным образом позаботиться о бульоне. Ахмед ушёл ещё раньше поискать молодых свежих кокосов. А Стивен, направлявшийся в нужник, чувствовал себя вполне здоровым, хотя и до смешного слабым.

— Надеюсь, вы в добром здравии, сэр, — хриплым шёпотом приветствовал его главный канонир.

— Спасибо, мистер Уайт, мне гораздо лучше, — ответил Стивен. — Должно быть, вы очень рады этому прекрасному сухому ветру.

В ответ главный канонир проворчал, что теперь он, возможно, сумеет собрать это в бочку за пару дней. Потом добавил, гораздо громче и увереннее:

— Однако, вам не следовало подниматься и ходить в ночной рубашке, когда дует восточный ветер. Надо было окликнуть меня, а я бы заставил бы этого ленивого хрена Киллика принести посудину.

Главный канонир, как и доктор Мэтьюрин, являлся уоррент–офицером, хотя и не входил в круг офицеров, но был вправе высказывать своё мнение. Изготовители канатов подобных прав не имели, но так неодобрительно смотрели на Стивена, когда тот проходил туда, а после обратно мимо канатной мастерской, что он уже рад был вернуться в свою палатку. Макмиллан принёс ему миску супа из бабируссы, сдобренного толчёными сухарями (черепаху сочли чересчур тяжёлой), поздравил с выздоровлением, с некоторым оттенком укоризны указал, что в дальнем углу палатки имеется ведро, и добавил, что Ахмед, наверняка, вот–вот вернётся, он пошёл только к мысу на западе, а пока Киллик поблизости, он, Макмиллан, хотел бы немного вздремнуть. И почтительно добавил, что доктору хорошо бы сделать то же самое.

Так доктор и поступил, несмотря на отдалённый радостный рёв, раздавшийся на берегу ближе к полудню, где над внушительным костром из плавника поворачивалась на вертеле бабирусса. Стивен проснулся от звуков незнакомого малайского говора, потом услышал ответ Киллика: «Ха–ха, приятель. Скажи им, в другом сундуке ещё полно. Я бы в два раза больше разложил, ежели б было место».

Ахмед перевёл эти слова, добавив от себя, что капитан Обри чрезвычайно богатый и ужасно важный, в своей стране что–то вроде раджи. Ему ответил необычно высокий голос — кастрат или ребёнок — и Ахмед стал объяснять, что и с какой целью делает с этим порохом канонир. Раздавались и несколько других голосов, говорили по–английски и приглушённо, поскольку, хотя Ахмед не раз повторил «ему уже куда лучше, ребята, и в туалет сам выходил», ему отвечали «но он же сейчас спит, так что говори потише».

Однако, обладатель высокого пронзительного голоса вовсе не считал нужным говорить тише. Он настырно продолжал выспрашивать Ахмета про порох — а это всё? — он уже готов? — а когда будет? — а он получится хороший? В конце концов, Стивен выскользнул из гамака, натянул рубашку и бриджи и вышел наружу. Писклявый голос тут же стал выглядеть естественно, поскольку принадлежал изящной молодой женщине — ну, довольно–таки молодой — и, судя по красивому живому лицу и прекрасному телосложению, принадлежавшей к даякам. Женщина была одета в длинную плотную юбку, придававшую походке грацию и гибкость китаянок с забинтованными ногами, и короткую блузу, которая не скрывала груди и не была для этого предназначена. Она часто трепетала и распахивалась от усиливающегося ветерка — на радость морякам. За поясом женщины был заткнут крис с рукоятью из слоновой кости, а её вторые резцы (не те, что посередине) были обточены так, что выглядели как две пары собачьих зубов. Возможно, подумал Стивен, именно это придавало её лицу такое примечательное агрессивное выражение. Однако, это нисколько не сдерживало пыл моряков и нескольких оставшихся в лагере морских пехотинцев. Они столпились вокруг и таращились как телята. А канонир, хоть и не оставил свою кучу, недостаточно рассыпчатую, чтобы считаться почти готовой, изо всех сил старался удовлетворить её любопытство.

Стивен приветствовал гостей. Молодая женщина и её седовласый спутник отвечали с формальной вежливостью, обычной среди тех, кто говорит по–малайски, но с акцентом и некоторыми отличиями, каких Стивен никогда прежде не слышал. Ахмед выступил вперёд с объяснениями: он дошёл до западного мыса в тщетных поисках кокосовых орехов и встретил их, высадившихся с маленькой проа — малайской парусной лодки — вместе с пятью компаньонами. Они спросили, что Ахмед ищет, и когда он объяснил, дали ему вот эти орехи — Ахмед указал на небольшую сеть. Прилив ушёл и вместе с течением это создало такое волнение, что проа не смогла приблизиться к берегу даже при самом благоприятном ветре, поэтому он провел их средней тропинкой.