Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков - Иван Черных Страница 49

— Терпимо. Ваши ребята леденцами угостили — помогает.

— Вернуться придется. Видите, какая гроза?

— Очень даже красивая. Мне ни разу не приходилось видеть такое.

— Из этой красоты можно сразу в преисподнюю попасть.

— Догадываюсь. И все же возвращаться никак нельзя: меня ждут именно сегодня. Представляете себе, что значит переносить встречу в тылу врага?

Он представлял. И хотел сделать все от него зависящее и не зависящее, чтобы она осталась жива.

— Не лезть же в пекло! — вмешался Серебряный.

— Все, Ваня, дебаты окончены, — категорично пресек он разговор. — Летим к цели. Кстати, впереди вон «окно» уже просматривается.

Никакого «окна» он, разумеется, не видел; стрелки еще могут поверить ему, а штурмана, несмотря на всю его наивность, не проведешь. Да и в носу он сидит, все видит. Но Ваня промолчал. А минуту спустя сам поддержал командира:

— До цели осталось всего двадцать минут лету. Теперь, само собой, дотопаем.

Болтанка стала утихать, а вскоре вверху показалась одна звезда, другая, и вот уже по курсу действительно обозначилось «окно», в которое и вошел бомбардировщик, все еще вздрагивая изредка, словно от воспоминания о пережитом или от озноба.

— Доверни на десять влево, — попросил Серебряный. Он успел сориентироваться по звездам и уточнить курс. — Так держать. И можно потихоньку снижаться, а то заморозим нашего пассажира.

Александр сбавил обороты моторам, и гул заметно ослабел. Внизу то слева, то справа вспыхивали трассирующие пули, и, хотя до самолета они не долетали, у Александра снова душа наполнилась тревогой: что и кто ожидает Ирину внизу?…

— Командир, костры по курсу, — доложил штурман. — Переводи на горизонтальный.

Александр машинально взглянул на высотомер: да, хватит снижаться. Тысяча двести, высота, определенная для прыжка.

— Спасибо, товарищ лейтенант, за благополучную доставку, — прозвучал в наушниках голос Ирины. — Прилетайте в гости. Буду ждать. Не забудьте мои позывные.

— Не забуду… — Предательские спазмы сдавили ему горло.

— Горит красная ракета. Вторая. И костер выложен согласно условиям, — сообщил Серебряный.

— Вижу. Рассчитай поточнее.

— Как в аптеке, командир. Приготовились!… Пошел!

Бомбардировщик даже чуть вздрогнул. Или это показалось Александру, а вздрогнул он сам? Он накренил машину, посмотрел вниз, но, кроме непроглядной черноты, ничего не увидел.

— Разворот вправо. Курс двести девяносто.

— Подожди, Ваня, надо убедиться…

— Ну-ну. Сделай кружок.

Лишь когда в небо взметнулись красная, а за ней зеленая ракеты, Александр вздохнул с облегчением и стал разворачиваться на заданный курс. Костры еще минут пять светились внизу, но вот исчезли — то ли их погасили, то ли затмило расстояние.

— Подержи, командир, я ветерок уточню, — попросил Серебряный.

Не успел он закончить промер, как впереди вспыхнули три луча прожектора и, расходясь и скрещиваясь, стали шарить по небу. Бомбардировщик шел им навстречу.

— Так держать, командир. Открываю бомболюки!

Самолет чуть клюнул носом: открытые створки бомболюков создали внизу дополнительное сопротивление.

На земле замелькали вспышки: зенитки открыли огонь. Но их было немного — сюда наши самолеты залетали редко.

Штурман сбросил САБ, и аэродром осветился неярким, но вполне достаточным светом, чтобы рассмотреть на стоянках «юнкерсы», «хейнкели», «мессершмитты».

— Крути, командир, восьмерку.

Это означало, что нужно отвернуть вправо, затем влево и встать на обратный курс, чтобы штурман все хорошо рассмотрел и выбрал объект бомбометания.

Бомбардировщик послушно лег на правое крыло, на левое, и снова голос штурмана прозвенел в наушниках: — Так держать! На боевом!

Снаряды рвались совсем близко и ослепляли почти как молнии. Серебряный словно не замечал их, рассуждал вслух:

— Так… Отлично идем. Хорошо. — И вдруг заорал благим матом: — Стой! Стой, говорю, хрен моржовый!

— Как это «стой»? — опешил Александр.

— Да КП пропустил, кнопку забыл нажать! — чертыхнулся штурман.

— Лучше бы ты забыл штаны расстегнуть, когда на унитаз садился.

— Прости, зевнул, — оправдывался Ваня. — Надо еще раз зайти.

— Понятно, надо, — смягчился Александр. Руганью делу не поможешь, и лишняя взбучка лишь взвинтит штурмана. Да и понять его можно — такой перерыв в полетах…

— Как же я так? — сокрушался Серебряный. — Вел, вел…

— И увел, — весело вставил Александр, чтобы окончательно успокоить штурмана. — Придется наказать тебя, лишить фронтовых.

— Согласен, командир. Фронтовые сегодня не заработал. Из-за моего зевка снова в пекло лезть надо.

— Ну, это еще не пекло. Не зевни второй раз.

— Навек запомню. Так держать! Сброс!

Бомбардировщик облегченно взмыл, а внизу один за другим полыхнули разрывы. Загорелись стоявший невдалеке от КП самолет и бензозаправщик, освещая небольшой, с шахматными квадратиками на стенах домик

— Промазал! — чертыхнулся Ваня. — И бомбы все сыпанул.

— Хорошо, хоть в самолеты попал, — подбодрил штурмана Александр. — Оставим КП на другой раз.

— Курс шестьдесят. Набирай высоту.

— Высоко не полезем, попытаемся обмануть грозу низом. Рассчитай курс, пока облака не закрыли звезды.

Звезды действительно вскоре стали меркнуть, а через несколько минут исчезли совсем, но Серебряный уже сделал свое дело, и бомбардировщик прямым курсом шел к своему аэродрому. Снова начиналась болтанка, усиливающаяся с каждой минутой.

Сверкнула молния, какая-то замедленная, зигзагообразная. Высветила узкую полоску между космами облаков и бескрайней степью.

— Да, командир, «потолочек» у нас над головой. За высотой глаз да глаз нужен, — предостерег Серебряный.

— Зато никакой «мессер» не увяжется.

Минут двадцать они летели в кромешной тьме, ничего, кроме приборов, не видя. Молнии вспыхивали все реже и наконец остались позади. Облака оборвались, обнажив на востоке едва заметную серую полоску, — наступал рассвет.

Бомбардировщик неощутимо плыл в спокойном предутреннем воздухе, и Александр, откинувшись на спинку сиденья, думал об Ирине, о своей изменчивой судьбе: столько пережито радостей и горя, столько испытано невзгод, лишений! Судьба будто смеется над ним. Поманит к счастью, а едва он прикоснется к нему — все рушит.

— Аэродром по курсу! — торжественно возвестил Серебряный.

— Будем садиться с ходу.