Могила галеонов - Мартин Стивен Страница 47

— А что будет, когда она выйдет в море? — спросил Грэшем.

— Ну, это другая история. Король Филипп будет составлять план боевых действий для своего флота! Он хочет все контролировать сам, не доверяя никому. Санта-Крус же проигнорирует приказы короля, если сочтет это необходимым для победы.

— Стало быть, будет хорошо, если здоровье Санта-Круса… необратимо ухудшится?

— Безусловно.

— А вы, вероятно, попытались этому способствовать? Должно быть, у вас множество шпионов в Лиссабоне, которые следят за состоянием испанского флота. И ни один человек не застрахован от подосланных убийц.

— Ни один. Но есть люди, делающие это с равной степенью успешности.

— А вы бы обрадовались… помощи в избавлении от Санта-Круса, если бы представился случай?

— Прекрасный оборот речи, — ответил Уолсингем. — Итак, готовы ли вы отбыть в Лиссабон, имея в виду прежде всего дело Англии? — Последние слова прозвучали неожиданно сурово. Не сомневался ли он в верности Грэшема? — А то ведь есть люди, считающие, будто ваш энтузиазм во время месс — не для вида. Есть те, кто заметил, что вы не проклинаете испанцев, как должно англичанину, и даже восхищаетесь, как вы выражаетесь, их культурой. Это, конечно, ерунда, но опасная ерунда… в случае, если ее услышат не те люди. — Грэшем подумал, что, возможно, кто-то из таких людей решил, будто он симпатизирует испанцем. Не мог ли такой человек подсказать Уолсингему идею покушения на его жизнь?

— Я готов отбыть в Лиссабон, имея в виду прежде всего собственное выживание, — ответил он. — И я надеюсь, от этого также будет польза Англии. Что до испанцев, то я достаточно честен и могу признать: у них не все плохо. Но я вовсе не желаю их власти у нас в стране. А мои дела показывают, чем я готов пожертвовать ради Англии.

Поверил ли ему Уолсингем? Нельзя было знать наверняка. Но было ясно: если бы Уолсингем счел Грэшема испанским шпионом, тот не ушел бы из его дома живым.

На прощание Уолсингем сказал:

— Смотрите, Генри Грэшем, как бы вам не погубить вашу жизнь без всякого вмешательства людей вроде меня.

Но прозвучавшие слова не вносили никакой ясности.

Грэшем вкратце передал Джорджу и Маниону суть своего разговора с Уолсингемом. Он хотел было поговорить об этом и с Анной, но все же предпочел промолчать. Пусть судьба Анны и зависит от решений Уолсингема, как и судьба самого Грэшема, но все же мужчины должны решать такие вещи сами.

— Ты веришь ему? — спросил Джордж.

— Не вполне. Вот почему я предпочел бы отправиться в оба путешествия сам по себе, а не как человек Уолсингема. Не исключено, что он все же решил отделаться от меня в результате какой-то сделки с Бэрли, Сесилом или с самой королевой. К тому же он дал понять: меня могут счесть за испанского шпиона. Сам-то он в это не верит. Но если он и хотел моей гибели, то это — в прошлом, а в данный момент он пока считает меня полезным.

— Разве шпионы когда-нибудь могут быть в чем-то уверены? — грустно спросил Джордж.

— По крайней мере в одном, — бодро ответил Генри. — Они всегда знают, что их хотят убить, хотя не всегда знают кто именно.

* * *

Среди английских моряков не нашлось глупцов, согласившихся бы плыть в Лиссабон. Грэшем нашел корабль, доставивший их в Сен-Мало. Даже там капитаны не хотели идти в Лиссабон, так как боялись Армады. Наконец им удалось найти небольшое каботажное судно, всегда курсировавшее вдоль берегов, а все его вооружение составляли четыре пушки, из которых никто никогда не стрелял, с тех пор как их отлили.

Такой корабль вовсе не мог заинтересовать адмиралов Армады, но даже его капитан не очень-то желал отправляться в Лиссабон. Грэшем все же кое-как упросил его пуститься в путь «ради бедной девушки, ищущей своего французского жениха». Помогло то обстоятельство, что сам капитан оказался французом.

Если кадисский порт был полон кораблей, то лиссабонский порт был ими переполнен. Грэшем быстро понял: его опасения обратить на себя внимание испанцев лишены каких бы то ни было оснований. В порту царил хаос: к множеству торговых судов, обычному для крупных европейских портов, добавились военные корабли, собираемые Филиппом.

— Проклятие! — воскликнул Манион. — Всю Англию можно было бы накормить на деньги, на которые здесь содержат всех этих бездельников.

Они остановились в каком-то старом сером здании с большой трещиной в покосившемся фасаде. Хозяин, старый голландский купец, занялся сдачей комнат внаем, так как бесконечная война в Нидерландах не способствовала удачной торговле.

— Однако же странно, — проворчал Манион, подозрительно глядя на еду, которую им принесли. — Я-то думал: как-то мы, англичане, будем тут жить? А нас, похоже, никто и не заметил.

В порт прибывали суда из всех стран мира. На улице, где они поселились, путешественники слышали итальянскую, французскую, голландскую и немецкую речь, ну и конечно, португальскую и испанскую. Говорили здесь и по-английски. Оказалось, это был пожилой человек, одетый в сутану католический священник.

Грэшем знал: сотни англичан бежали во Францию. И учились на священников в семинарии, именовавшейся «Школой мучеников», но не ведал, что многие с такой же целью отправились в Португалию. Может быть, подумал он с улыбкой, им стало известно, как глубоко шпионы Уолсингема внедрились во французские семинарии.

— Эти будут обращать в свою веру туземцев, — объявил Манион. — Их пошлют миссионерами куда-нибудь в Новый Свет или в Гоа. Все лучше, чем служить миссионером в Англии, — усмехнулся он.

— Думаю, в порту много кораблей, предназначенных для того, чтобы обращать в свою веру туземцев, то есть нас, англичан, — ответил Грэшем. Если в Кадисе он убедился в мощи и богатстве Испанской империи, то в Лиссабоне это чувство неизмеримо возросло.

— Уолсингем захочет видеть вас сразу, как только мы вернемся домой, — сказал Манион. — Вам найдется о чем ему порассказать.

— Если он будет жив, когда мы вернемся, — заметил Грэшем. Он знал о том, насколько опасна болезнь шефа. — И я уверен, его шпионы и так уже сообщили ему название, водоизмещение и характеристику каждого корабля в этой гавани.

* * *

Они представились генерал-губернатору, так как только с его разрешения Грэшем мог находиться в Лиссабоне. Это был безликий человек, о котором ходили слухи, будто он постоянно не ладит с маркизом Санта-Крусом.

— Странные времена наступили, — проговорил он на сносном английском языке. — А потому хорошо, когда люди вспоминают о делах сердечных, — чиновник улыбнулся Анне, — когда столь многие говорят только о войне. Вы и ваша весьма элегантная подопечная должны сделать нам визит. Мы даем прием, и я велю заказать пригласительный билет для вас обоих. — Он сделал жест слуге в роскошной ливрее, и тот с поклоном удалился выполнять поручение. — Кроме того, примите мои извинения.

— Вы весьма любезно пригласили нас на прием, — заметил Грэшем, — и я не вижу оснований для извинений.