Последнее сокровище империи - Андрей Кокотюха Страница 47

Стало вдруг очень тихо. Казалось, смолк даже тонкий писк залетевших в избу комаров.

– Ну, вы нашли время и место, Берсенев, – проговорил наконец Федотов. – Скажите, вас вправду ничего другого сейчас не…

– Я согласна, Алеша, – перебил его спокойный голос Лизы, при свете восковой свечи в глазах девушки блеснули слезы. – Любимый мой Алеша… – добавила она, ничуть не стесняясь своих чувств. Господа… Антон, Григорий Лукич… Будьте свидетелями, я согласна.

– И как вы это все себе представляете? – спросил Кречет. – Вот так вот и все, договорились да спать легли?

– Грубо, Кречет, – беззлобно бросил Алексей. – А будет, как у всех. В деревне есть церковь, мы проезжали мимо нее. Священник вряд ли окажется. А Григорий Лукич станет нашим посаженным отцом.

– Вы, поручик, вижу, все основательно продумали. Всегда бы так головы работали, – проворчал Федотов.

– Вы согласны, Григорий Лукич? – Лиза чуть подалась к нему через стол.

– Вы не оставляете мне выбора. Я ведь, как-никак, с недавних пор опекаю вашего благоверного… Только, по-моему, вы все-таки сходите с ума.

– А мне кажется, мой будущий муж как раз демонстрирует остроту своего ума, – Лиза наконец утерла слезы, их сменила улыбка. – Алеша, у молодых должны быть кольца.

– Наш союз будет скреплен перед Богом и людьми, – парировал Берсенев. – Кольца со временем приложатся. Как, кстати, и бабушкино благословение. Мы Настасье Дмитриевне тоже не оставим выбора.

Алексей поднялся, деловито одернул рубаху.

– Господа, как раз оканчивается вечерня. Не думаю, что местный священник нам откажет. Тем более, если предложить ему деньги.

– Все равно вся Даниловка к утру будет знать, – вздохнул Федотов.

– Нам-то что? – искренне удивился Берсенев. – Мы никого не убили, ничего не украли. Да и вообще, к утру нас уже здесь не будет. Антон, у тебя хорошо получается улаживать дела с местными. Займешься?

…Их повенчали через час, в маленькой деревенской церквушке. Багров, тоже бывший там из чистого любопытства, ворчал что-то о господских забавах. Обручальных колец впрямь не было, но Берсенев предложил невесте обменяться простенькими медными крестиками, нашедшимися в церковном хозяйстве. Лиза не спорила – к ней вдруг пришла твердая уверенность, что кольца обязательно будут. Потом, когда все закончится, а это все непременно должно закончиться…

…Горели свечи. Пахло ладаном. Венчался раб Божий Алексей рабе Божьей Лизавете ныне, присно, во веки веков. Суетился хромой церковный служка. Поносилась чаша церковного вина, крови Христовой…

…Ночь молодые провели в избе Матвея Багрова. Сам проводник покорно отправился спать на сеновал, Федотов устроился на подводе под навесом, Кречет – под открытым небом, у крыльца, положив под голову набитый сеном мешок. Он сам вызвался охранять первую ночь молодых. Будут ли другие ночи – того никто не знал…

4

Чрезвычайные происшествия последних дней никоим образом не отменяли других важных задач, стоявших перед полицией Красноярска, равно как и всей губернии. Одной из первейших, как и раньше, оставался розыск и поимка остатков банды Федора Рогожина.

Агенты у сыскной полиции имелись практически везде. В создании такой широкой сети информаторов и доносчиков Михаил Говоруха не имел себе равных, ощущая при этом преимущество полиции перед жандармерией: там как раз с агентурой всегда было туговато. Да и потом, так уж сложилось, что в округе уголовных дел было много больше, чем политических.

Особое внимание Говоруха уделял деревне Даниловке – ведь Федька Рогожин родился в тех местах, частенько там появлялся, а часть местного населения его даже поддерживала, считая чуть ли не защитником слабых. Потому из даниловских на сыскную полицию тайно работало сразу несколько человек. Завербовать деревенских Говорухе не составило особого труда. Достаточно, чтобы на крючок уголовной полиции попался кто-то из их родных, перебравшихся ближе к городу, к лучшей, как им казалось, жизни. Кто-то мог залететь по пьяной драке, кто-то – по мелкому воровству, деревенские парни частенько сворачивали на кривую дорожку. Либо же удавалось взять на карандаш гулящих девок, а после послать в деревню агента да провести с родителями беседу: мол, ежели не хотите, чтоб дочку ославили на всю округу… Дальше понятно.

Так, запустив маховик своей агентурной машины на полную, Говоруха вскоре узнал, причем – из разных источников: Рогожин с остатками банды собрался уходить за кордон, в Китай. Надоело прятаться, к тому же в безопасности родных мест Федор уже сомневался. Доложив это Воинову, начальник сыскной полиции получил благосклонный ответ: пускай, дескать, уходит куда хочет и сгинет, где нарвется. Лишь бы отсюда подальше. Все это Воинов велел Говорухе оформить самым тщательным образом, собрать должное количество рапортов и прочих бумаг, чтобы он сам мог с чистой совестью доложить выше – Федька Рогожин из-под здешней, как говорят, юрисдикции либо выходит, либо вот-вот выйдет. Пусть теперь у кого другого голова болит.

Только именно благодаря активизации розыска остатков рогожинской банды получил Савелий Кузьмич Воинов такую головную боль, что хоть кричи да беги неведомо куда.

Утром, на следующий день после того, как экспедиция Кречета благополучно вышла из города, свалив тем самым еще один камень с души обер-полицмейстера, к нему явился непривычно тихий, поникший, даже какой-то сморщившийся, усохший Говоруха. Приехал не в управу, потревожил Воинова дома, за завтраком, что позволял себе крайне редко. И Савелий Кузьмич, чье чувство опасности особенно в эти непривычно бурные дни обострилось до предела, понял: случилось что-то из ряда вон.

Так и есть.

Как только Полетаев с Берсеневым сбежали из тюрьмы, жандармерия, как обычно водилось в подобных случаях, подключила к розыску полицейскую агентурную сеть. Потому Говоруха ориентировал свою агентуру на беглых каторжников.

Новость пришла оттуда, откуда не ждали.

Служка при даниловской церкви, хромой Ипатий, представлял ту разновидность человеческой породы, которая готова наушничать власти про все, что угодно. Искренне полагая, что не только царская, но и любая другая власть в России происходит от Бога и Его же волею наделяется, Ипатий так же искренне считал: все, кто хоть в малом идет против власти – безбожники. Стало быть, его личные враги. Полицию же, как и жандармерию, он принимал не иначе, как архангелами. Плохо было то, что в Даниловке церковного служку побаивались, так как тот не особо скрывал своих отношений со слугами закона. Именно Ипатий лично выдал жандармам трех беглых смутьянов, а полиции – вдову, крутившую шашни с вором, скрывавшим у нее в подполе краденое золото.

Этот же хромой Ипатий вчера поздно вечером услышал, как в церковном дворике один незнакомый ему человек обратился к другому по фамилии Берсенев.

То, по словам церковного служки, были пришлые люди. Повели себя вроде обычно – упросили отца Леонтия повенчать их, да поскорее. Ишь, не терпится, только ведь ничего незаконного в том нету. К тому же ему малость перепало за то, что батюшке помогал со всем усердием. Имена у молодых тоже обычные: Алексей и Лизавета.