Углицкое дело - Сергей Булыга Страница 46

Когда Маркел вышел от царицы (опять на заднее великое крыльцо), солнце было уже низко, скоро уже должны были звонить к вечерне. Маркел остановился и задумался. Жалко ему было царицу! Хотя кто он такой, чтобы ее жалеть, тут же подумал Маркел, он может ей только служить, если она того пожелает. Так ведь она и пожелала, сразу дальше подумал Маркел, и велела ему найти злодея, а сама при этом ничего почти ему не рассказала! Ну да, еще раз подумал Маркел, ему же много и не надо, низкий поклон ей и на том, что из ее слов он наверняка почуял, что без Андрюшки там не обошлось, не зря же уродка шипела, когда царевич уже лежал бездыханный. И поэтому ее после убили! Хорошо бы было знать, кто это сделал, жалко, что царица это не сказала, и это и вправду жалко! Ну да ничего, подумал Маркел дальше, у него же есть еще Авласка, Авласка его на Андрюшку выведет, Авласка же у Андрюшки в тайной корчме тайно пьянствовал, и вот он его, то есть Маркела, теперь туда и приведет! Нет, тут же подумал Маркел, осматриваясь по сторонам и также поневоле прислушиваясь к разным громким голосам и пению с разных сторон, время сегодня уже позднее, праздничное, и Авласка сейчас тоже празднует, так что из него сейчас много не вызнаешь, а на какое-либо дело он сейчас и вовсе непригоден. Потому что он или пьет в кабаке, или уже напился! Так что если сейчас кого идти расспрашивать, так можно только или Петрушу Колобова, или Василису Волохову, только они сейчас не пьют, потому что он дитя горькое, а она вдова, да и скорбит по сыну. А что, тут же подумал Маркел, а и пойдет и спросит, тем более что это здесь недалеко.

И он и в самом деле прошел еще совсем немного вдоль хором, это теперь в сторону кормового дворца, а там остановился у еще одного, малого, так называемого медного теремного, крыльца и спросил у стоявшего на нем сторожа, не здесь ли живет боярский сын Самойла Колобов с женой Марьей и сыном Петрушей.

– Здесь, здесь, – сказал сторож, – а что?

– А вызови его ко мне, – сказал Маркел, – у меня до него есть дело.

– Э! – сказал сторож веселым голосом, потому что он был выпивший. – Я этого не могу, потому что они всем семейством, а у них еще две дочери, уехали к Самойлову брату за Волгу. Это там, где Введенский монастырь, там у Самойлова брата подворье, и они только завтра оттуда вернутся, а что?

– Так, ничего, – сказал Маркел, после чего сразу спросил: – А Волоховы где живут?

– А Волоховы, – сказал сторож и нахмурился, – здесь больше уже не живут и жить больше не будут.

– А где будут? – спросил Маркел.

– Может, и нигде, – сказал сторож, – но пока она живет у Битяговских. И больше, – добавил, – меня не цепляй! Не отвлекай меня, я сторожу!

Но Маркел на это не обиделся, а поблагодарил сторожа на добром слове и пошел. И он и в самом деле вначале вышел из кремля, а после перешел через площадь, где было уже много выпивших и где возле торговых рядов ладили уже какое-то представление, а дальше перешел через ручей, поднялся на горку и там, на Ильинской уже улице, подошел к уже знакомым ему воротам. Вот только когда он в первый раз их видел, они были широко раскрыты и во дворе был виден народ, стоявший вокруг двух гробов, а в самих же воротах стоял недобрый человек, а с ним еще двое таких же, и в рукавах у всех троих были ножи. А теперь эти ворота были плотно закрыты, а изнутри, наверное, еще и накрепко закладены. И со двора и из самих хором никакого звука слышно не было. И это при том, что вокруг везде гуляли, ведь же была Троица. Подумав так, Маркел перекрестился, ощупал нож и постучал в колотушку. Скоро у него спросили громким грубым голосом:

– Кто там? Кого принесло?!

Маркел сказал:

– Маркел, стряпчий Разбойного приказа, хочу увидеть Волохову Василису, вдову боярина Алексея Никифорова сына Волохова.

– Зачем она тебе? – еще грубей спросил тот голос.

– Хочу расспросить ее, – сказал Маркел, – и записать, как она скажет, и выписать ей через это послабления и снять наветы, если таковые есть.

– Нет на ней никаких наветов! – быстро сказал тот же голос. – И расспросов с нее снимать нечего! С нее их уже снимали, и пошел отсюда вон, скотина!

И с этими словами тот человек из-за ворот вдруг резко открыл дверцу и даже сунулся было к Маркелу! Но Маркел уже выставил нож! Прямо ему под нос! И тот человек сразу убрался. А Маркел сказал:

– Где тебя еще увижу, нос отрежу! – И сразу добавил: – А боярыне своей скажи, что я ее из-под земли, когда мне будет надо, достану! А пока живите! – и резко развернулся, и пошел себе по улице обратно. Шел и думал, что крепко он их разозлил, они его теперь в покое не оставят, значит, не нужно будет их искать, а они теперь сами всегда будут у него под рукой, а это очень удобно.

И так оно впоследствии и оказалось! Но сперва Маркел шел просто прямо и думал, что он идет к себе в холопскую. Да только когда он стал спускаться с горки, то есть когда уже сошел с Ильинской и шел к ручью, он вдруг подумал, что так не годится, что и так он уже который день над этим делом бьется, а ничего добиться не может, а вот сейчас бы взять да повернуть да допросить Авласку, и дело, глядишь, и стронется, а почему бы и нет?! Подумав так, Маркел остановился, развернулся и пошел почти обратно, только немного беря вправо, к Волге, то есть туда, где на горе стол кабацкий двор, и там было шумно и людно, и так же было и вокруг двора, а уж как там внутри стоялой избы тесно, подумал дальше Маркел, так и представить далее трудно! А как представил, так даже, не сдержавшись, облизнулся и уже просто честно подумал, что надо и честь знать, бросать дела и пропустить за праздник чарочку, а то прежние обеденные чарки из него давным-давно выветрились.

И вот с такими, да и другими подобными мыслями Маркел подошел к раскрытым настежь воротам кабацкого двора, возле которых прямо на земле сидел крепко выпивший Григорий, а рядом с ним другие люди, тоже все нетрезвые. Также и дальше по двору народ где сидел кучками, а где уже лежал, а где и как ни в чем не бывало расхаживал туда-сюда. Много было там посадских, но немало и стрельцов. А что, думал, глядя на стрельцов, Маркел, царская служба не постриг, пей, если душа просит. И вот с такой мыслью он поднялся на крыльцо, вошел в черную избу и осмотрелся.