Сокровище рыцарей Храма - Виталий Гладкий Страница 45

На соседней горе виден вход в пещеры с маленькой часовней. К пещерам тянулась длинная цепочка паломников. Глеб довольно ухмыльнулся.

«Все вэри гуд, парень, — подумал он, закуривая вторую сигарету подряд (Глеб знал, что в монастырях смолить цигарки запрещено и ему предстояло длительное воздержание, поэтому он решил накуриться впрок). — Где легче всего спрятать лист? Ну конечно же в лесу. Вот и притворюсь паломником из шибко образованных. В таком случае моя повышенная любознательность не вызовет подозрений. А разведать все нужно самым тщательным образом. Чтобы потом ночью не плутать…»

Глеб вычитал, что до революции Китаевская пустынь была излюбленным местом посещения паломниками. В те годы, когда к Китаеву почти вплотную подходил Днепр, сюда в навигацию прибывало в день по нескольку пароходов. Особенно паломников привлекал вырытый на крутом склоне Китай-горы лабиринт пещерной обители.

Если верить тем сведениям, что Глеб почерпнул из достаточно скудных источников, самым знаменитым насельником пещер был старец-затворник Досифей. Келью его, простую земляную камеру со скромными иконками, и сегодня показывают посетителям как святыню подземного монастыря. Могила Досифея расположена у самой стены пятиглавого храма.

Рядом с монастырем, на горе с пещерами, находился летописный город Пересечень (или Китаевское городище). Еще со студенческих времен Глеб знал, что Пересечень (или Пересичен), как ни странно, относится к числу наименее изученных древнерусских городищ.

Однако главный для себя факт Тихомиров-младший откопал в записях отца. Николай Данилович, как оказалось, уже давно накинул глазом на Китаево. В архивных источниках он нашел, что в Пересечене существовало когда-то большое подземелье или «погреб», как называли его дореволюционные исследователи. Но вход в этот подземный лабиринт отыскать не удалось ни тогда, ни в нынешние времена…

Монашек-гид попался Глебу несколько суетливый, но словоохотливый. Тихомиров-младший не стал присоединяться к общей группе паломников, а решил взять себе индивидуального проводника. Он долго присматривался к монастырской братии, ходившей по двору, — ее было не так уж и много — пока ему на глаза не попался инок, которого, как потом Глеб узнал, звали Михаил.

Без долгих разговоров Глеб всучил ему двести украинских гривень (примерно сорок долларов) и объяснил ситуацию.

— Хорошо, я согласен, — сказал монашек и засунул деньги в карман брюк, находившихся под рясой. — Деньги пойдут на восстановление монастыря, — тут же поторопился добавить инок, но должного смирения в его голосе Глеб почему-то не почувствовал.

«Похоже, — подумал он, — монашек недавно испеченный. И никак не может избавиться от мирских привычек. Пока для него деньги имеют большой смысл. Потом это пройдет… если, конечно, монашек сильно захочет стать праведником. В противном случае его смирение будет лишь показным, внешним…»

Глеб уже был знаком с монахами и знал, что среди них случаются и паршивые овцы. Увы, от цивилизации, извратившей все, что только можно, сбежать трудно. Даже если ты забьешься в самый дальний скит.

— …В настоящее время известны две пещеры, находящиеся непосредственно под городищем, — рассказывал инок Михаил. — Точное время происхождения пещер неизвестно. Некоторые исследователи относят их появление к XIV веку. Но кое-кто утверждает, что пещеры появились до монголо-татарского нашествия. С XVII века Китаевская пустынь находилась во владении Киево-Печерской лавры…

Он оказался очень толковым гидом. Судя по всему, у монашека было высшее мирское образование — он оперировал такими терминами, о которых малограмотный человек не имел понятия. Что он человек умный, было видно по его живым глазам и большому «сократовскому» лбу. А еще инок был или чем-то болен, или постоянно постился, потому что его тощая длинная фигура, казалось, вот-вот надломится в пояснице и он распадется на две высушенные до звона половинки.

— Кроме пещер под городищем, — продолжал монах, — существовали еще и пещеры примерно в километре отсюда. Вход в них находился на южном склоне глубокой балки, по которой шла дорога из Киева на Триполь, Витечив и дальше на юг. Когда-то на этих склонах располагались монастырские виноградники. Сейчас там все заросло лесом, а вход в пещеры завален…

Они уже бродили по окрестностям Китаевской пустыни добрых два часа. Тихомиров-младший, обладающий фотографической памятью, фиксировал в уме даже малейшие изменения рельефа местности. В его памяти отложился каждый камешек, встреченный по пути.

Монашек попался словоохотливый и сыпал на Глеба информацию, словно горох из мешка. Он действительно много знал об истории монастыря — гораздо больше, чем Тихомиров-младший мог переварить за один раз. Наверное, новоиспеченный инок соскучился по живому общению с человеком светским и теперь отводил душу. Судя по всему, временным гидом он стал совсем не из-за денег. Они были лишь катализатором его ностальгических воспоминаний о прошлой жизни.

Глеб невольно примерил на себя монашеское одеяние и мысленно вздрогнул — бр-р! При всем своем уважении к церковным подвижникам и вообще к православию, он даже не мог представить себя в роли денно и нощно бьющего поклоны перед алтарем. Каждому свое, как говорили древние…

— Это кельи старшей братии пустыни, — показывал монах, — это церковь Двенадцати Апостолов. Ее построили в XIX веке. Первоначально она служила теплой трапезной церковью. Вон дом настоятеля и канцелярия…

Они уже возвратились на главное монастырское подворье. Видно было, что монашек устал, и Глеб сжалился над ним, решив закончить свою «экскурсию». Остальное, подумал он, осмотрю сам, без поводыря.

Тихомиров-младший уже определил примерную привязку на местности того участка Китаевской пустыни, который был выгравирован на плане. Но Глеба ждало разочарование: в том месте, где на плане был начертан крестик, высились лишь холмики и валялся разный хлам. Если когда-то здесь и был вход в пещеры, то теперь он завален. А Глеб почему-то был уверен на все сто процентов, что клад находится глубоко под землей, в лабиринте.

Глеба утешало лишь одно обстоятельство: холмики были старыми (даже очень старыми, судя по кое-где обнажившимся земляным пластам), а значит, никто в них пока не ковырялся. Это давало ему надежду на благополучный исход затеянной им кампании.

— А эти люди что делают на территории монастыря? — поинтересовался Глеб, увидев двух мужчин в штатском. — Или тут до сих пор остались мирские учреждения?

Мужчины как раз выходили из здания, о чем-то оживленно беседуя.

— Нет, не остались, — довольно сухо ответил монах. — Почти не остались, — поправил он сам себя, посмотрев вслед мужчинам каким-то странным взглядом. — Это арендаторы.

— И чем они занимаются? — с невинным видом спросил Глеб, почувствовав, как внутри у него словно кто-то зажег костер.

Разговаривая, один из мужчин — плотный, кряжистый — жестикулировал. Его короткие рубленые жесты выдавали натуру волевую, начальственную. Но Глеб обратил внимание на другое. Мужчина носил массивный перстень-печатку из белого золота с рельефным изображением герба тамплиеров — два рыцаря скачут на одном коне!