Месть розы - Николь Галланд Страница 44

Эпизод, который стал поворотным моментом в судьбе Маркуса — как он позже со скорбной ясностью понял, — начался с того, что Эрик выбежал на поле с новым ясеневым копьем и щитом для Виллема, в замену старого снаряжения. На этот раз Виллему бросил вызов Мишель из Гарнса, глава французского отряда и, вероятно, величайший — после стареющего Уильяма Маршалла из Англии — рыцарь, прославившийся во многих турнирах. Виллем узнал цвета противника: в первые годы своего участия в турнирах он несколько раз терпел поражение от этого рыцаря. Впервые за весь долгий день Виллем серьезно усомнился в своих силах. Сам он был измучен предыдущими сражениями, противник же, Виллем это знал, до сих пор не особенно утруждался: на его щите было лишь несколько царапин. Такова была — и это знали все — стратегия Мишеля из Гарнса: выжидать почти до конца турнира, а потом побеждать изможденного героя дня. Во всех тех случаях, когда Мишель до сих пор брал верх над Виллемом, он действовал именно таким образом.

Выхватив из рук Эрика новые щит и копье, Виллем пришпорил Атланта. Он держал щит прямо перед собой, готовясь нанести удар копьем. Копье Мишеля было немного длиннее, чем у Виллема, и ударилось о щит последнего на мгновение раньше, чем он предполагал. Удар приняла верхняя часть щита, с такой силой отклонившись назад, что шлем Виллема едва не раздавило. Однако удар оказался слишком силен и для копья Мишеля, которое разломилось надвое как раз в тот момент, когда копье Виллема ударилось о его щит. Удар был такой силы, что знаменитого рыцаря под изумленные вопли зрителей прямо с седлом сбросило через круп коня на землю. Это выглядело так, словно его рывком дернули сзади. Сотни рук возбужденно тыкали пальцами: удар был такой силы, что лопнули подпруги. Прославленный рыцарь рухнул позади своего коня с зажатым между коленей седлом и лежал ничком, лицом в землю, настолько оглушенный, что был не в состоянии что-либо предпринять. Виллем, чье тело действовало быстрее, чем он успевал отдать себе в этом отчет, кружил на Атланте вокруг коня противника, пытаясь схватить его за поводья. Не желая покидать своего поверженного хозяина, конь топтался на месте.

Со стороны шатра послышались восторженные, почти истерические выкрики. Уже много лет Мишеля из Гарнса никто не мог победить. Атака Виллема оказалась великолепной, а то, что он практически сразу поймал коня, стало столь блестящим завершением победы, что даже Жуглет не смел о таком мечтать. Торжествуя, менестрель метался между зрителями и в деталях рассказывал всем и каждому, как именно все произошло. Само солнце, позже говорил он, выглянуло из-за облачного полога, чтобы полюбоваться на победу. Никогда еще менестрель не выглядел таким счастливым и довольным.

Виллем, все еще верхом, повел рыцаря из французской команды с поля боля. Мишель шел тяжелой походкой, задыхаясь под грузом доспехов и не снимая шлема: потерпев поражение, он не хотел, чтобы люди видели его лицо. По другую сторону от Виллема шел конь Мишеля, великолепный венгерский боевой скакун по имени Вейрон. Во многих посвященных Мишелю из Гарнса балладах были куплеты и о Вейроне, так что конь стал почти такой же знаменитостью, как и его всадник. Вейрон устал меньше Атланта, и тысячи зрителей решили, что Виллем сейчас отведет свой трофей в огороженное место на краю поля и поменяет коня.

Однако Эрик внезапно понял, что его кузен направляется совсем в другую сторону — к королевскому шатру. Оруженосец бросился следом. Ухватившись за луку седла, он подтянулся, вскочил на круп Атланта и отстегнул шлем Сенлиса от металлической шапочки Виллема, чтобы тот мог говорить с императором напрямую. Несмотря на прохладу, металлическая шапочка на ощупь едва не обжигала.

На Виллема было страшно смотреть: его лицо, несмотря на защиту забрала, покрывали синяки и ссадины. Под кожаной и металлической шапочками он истекал потом, и теперь волосы облепляли ему лоб и лицо. Дамы нервно зашептались, одновременно и восторгаясь, и испытывая легкое отвращение. Виллем не обращал на них никакого внимания.

— Сир, — хриплым от изнеможения голосом, все еще задыхаясь, начал он и поклонился.

Пот заливал глаза, пришлось несколько раз сморгнуть. Конрад кивнул, показывая, что внимательно слушает, и в то же время гадая, в какую игру его втягивают.

— Сир, я почту за честь, если вы примете этого великолепного скакуна в дар от меня.

Шатер взорвался аплодисментами. Конрад, откинувшись на спинку трона, улыбнулся. Маркус, заметив на лице графа Бургундского одобрительное выражение (такого рода расчетливая щедрость была тому по нутру), испытал острое желание кого-нибудь ударить или что-нибудь разбить.

Когда восторженные вопли утихли, император объявил:

— Принимаю твой дар.

Вопли возобновились с новой силой, а один из королевских стражей сошел с платформы и взял Вейрона под уздцы. Конрад поднял руку, требуя тишины.

— Но как ты поступишь с самим рыцарем? Я хочу знать, какой выкуп ты потребуешь с этого самого важного своего пленника.

— Что ж, сир, — торжественно ответил Виллем, — я не знаю, в какую сумму можно оценить столь прославленного рыцаря, поэтому, мне кажется, лучше всего просто отпустить его без всякого выкупа.

У Жуглета от гордости чуть не помутилось в голове. Конрад — как и пленник, все еще не снявший шлема, — не сразу понял смысл сказанного. Когда же до Конрада дошло, он первым начал аплодировать, а все вельможи на платформе последовали его примеру. Особенно старался Альфонс — и Маркус. Ох как нелегко это ему давалось!

Отпустив Мишеля из Гарнса на все четыре стороны, Виллем решил передохнуть на огороженном участке. Конрад тем временем подозвал Маркуса и приказал ему вызвать писца с пергаментом и чернилами.

«Ты собираешься подписать мой смертный приговор», — подумал Маркус, но поклонился и отослал мальчика в город.

— Могу я спросить ваше величество, что вам понадобилось писать сейчас, в самый разгар турнира? — осведомился он, надеясь, что ошибается в своих предположениях.

— День еще далеко не закончился, а Виллем из Доля уже очевидный победитель, — удовлетворенным тоном ответил Конрад. По-видимому, он считал, что этот ответ все объясняет, но все же добавил не без лукавства: — Полагаю, его сестру следует поставить в известность о подвигах брата и о том, как эти обстоятельства изменят ее жизнь.

Последовала пауза, после которой у Маркуса вырвалось:

— Ваше величество, если она станет императрицей, то Альфонс…

Конрад раздраженно махнул рукой:

— Маркус, у нас турнир. Избавь меня на один день от политики, ради Христа. Ты лучше других должен знать, как сильно я в этом нуждаюсь.

— Сир, прошу вас, окажите мне благодеяние…

Конрад, не веря своим ушам, сверкнул на него взглядом.

— Маркус, — подчеркнуто четко произнес он. — Приведи писца. Если ты не желаешь повиноваться этому как приказу, то сделай мне одолжение, и только после этого, но никак не до, я подумаю, стоит ли отплатить тебе тем же.

Он выжидательно посмотрел на Маркуса.