Вельяминовы. Время бури. Книга первая - Нелли Шульман Страница 44

Питер сам предложил подобраться ближе к сэру Освальду Мосли. Он пришел к дяде Джону, закончив Итон.

– Будет очень достоверно, – спокойно сказал Питер, – если Маленький Джон внезапно, станет фашистом, никто это не купит. У него есть еврейская кровь. Он в Итоне дрался с теми, кто считал, что нацисты правы, преследуя евреев. А я не дрался, – смешливо заметил Питер, – я, дядя Джон, год над планом работал. Послушайте меня, – юноша начал рисовать схему.

Герцог предупредил Питера, что никто из ровесников не должен подозревать о его истинных взглядах.

– Слишком опасно, – объяснил дядя Джон, – я, твоя мать, и дядя Джованни не проболтаемся. У моего сына, у Стивена, у девочек, много друзей. Если до Мосли дойдут какие-то слухи, тебя не пощадят, Питер…, – лазоревые глаза погрустнели: «Рискну остракизмом родственников, дядя Джон. Ставь благо государства выше собственного блага, как вы говорите».

Питер отлично подходил для внедрения в среду фашистов, у него не было еврейской крови. Герцог никогда не скрывал, что его прабабушка была еврейкой, хоть и крещеной. Лейтенант Стивен Кроу гордо говорил о своей бабушке, докторе Кроу, одной из первых женщин-врачей в Англии. Покойный отец Питера, правда, был русским, но в Китае, и в Америке среди русских эмигрантов создавались фашистские партии.

– Он осторожен, – герцог изучал схему, оставленную юношей, – осторожен, умен. Он в прабабушку Марту такой вырос, в деда, в Юджинию. Питер никогда не очерствеет. У него сердце, как у отца его, как у деда. И у тебя сердце, – сказал себе герцог. Он вспомнил лазоревые глаза леди Кроу:

– Надо было сделать предложение, когда Элизабет умерла. Но у меня четверо на руках осталось, Джон, Тони, Стивен, Констанца. Я инвалид, мы кузены с Юджинией. Не думай о ней, – подытожил герцог.

Две недели назад герцог сходил к врачу. Джон привык к постоянному кашлю, и забеспокоился, когда он стал ослабевать. Доктор, на Харли-стрит, наблюдавший его с войны, развел руками:

– Ваша светлость, два десятка лет прошло. Легкие восстановили свою функцию. Вы здоровый человек…, – Джон поднял телефонную трубку. Пора было созывать совещание.

Свет фар мерседеса прорезал темноту ночной, деревенской дороги. Через три дня Питер улетал из Хендона в Берлин, Люфтганзой, через Амстердам. Он понимал, что не сможет увидеть кузину Эстер и кузена Давида, хотя со дня на день у них должен был родиться ребенок. Антисемиту Питеру Кроу не пристало встречаться с еврейскими родственниками.

Питер не превышал скорость. Он всегда водил аккуратно, и за три года стажа не получил ни одного замечания от полиции.

Следя за стрелкой спидометра, Питер думал, что кузен Аарон в Берлине, борется с нацизмом. Мать постоянно вносила запросы в парламент, об увеличении квоты на визы для немецких евреев, имеющих родственников в Британии. Питер напоминал себе, что надо обязательно рассказать дяде Джону о графе фон Рабе и его поездке в Кембридж. Он был уверен, что Максимилиан мог встретиться с графом Дате Наримуне. Ходили слухи о возможном пакте между Японией и Германией.

– Наримуне, – сказал себе Питер, – наверняка, шпион. Или Лаура, она должна была в Англию вернуться, я помню…, – он даже затормозил:

– Какая чушь мне в голову лезет! Лаура англичанка. Она, никогда в жизни не станет работать против своей страны. Я вообще прекратил доверять людям, с бандой Мосли…, – увидев мать, в свете фар, у кованых ворот усадьбы, он резко осадил мерседес.

Подхватив цветы, даже не выключив газ, он побежал к маме. Машина урчала, леди Кроу распахнула руки. Питер оказался в знакомых с детства, теплых, надежных объятьях. Юноша, невольно, всхлипнул:

– Мамочка…, Я скучал, скучал…, – он обнимал мать. Юджиния гладила его по голове:

– Ничего, ничего, сыночек. Скоро все закончится, милый мой…, – в ночном небе раздался рокот самолета с ближней авиационной базы. Питер прижал к себе мать, будто защищая ее от удаляющегося, грозного звука.

Самолет «К и К» приземлился на новом аэродроме, открытом в прошлом году, в деревне Вулсингтон, под Ньюкаслом. Поле было гражданским, открытым посторонним взглядам. Герцог привозил Юджинию на военный аэродром, где базировалась летная часть. К владениям армии примыкала усадьба, где они встречались с Питером.

Майор Стивен Кроу служил в Оксфордсшире, на новой базе королевских ВВС в деревне Бриз-Нортон. Он летал в составе двадцать четвертой эскадрильи. Соединение называли кузницей асов. Кроме испытаний новых самолетов, эскадрилья занималась перевозкой королевской семьи и правительства страны.

Электричество в старую усадьбу не провели. Джон и Питер сидели в гостиной при свете керосиновой лампы. С кухни доносился запах угольной гари и жареного мяса. Леди Кроу готовила ростбифы. Между герцогом и Питером красовался глиняный кувшин с элем, и два стакана. Табличка на рукоятке пистолета блестела тусклым, старым золотом: «Semper Fidelis Ad Semper Eadem». Юджиния не пользовалась оружием, но поменяла старую модель, на маленький, изящный дамский браунинг. Повертел его, юноша поймал укоризненный взгляд герцога. Джон протянул руку:

– Ваш семейный пистолет хорошо известен. Люди знают, что он, не в музее хранится. Не надо рисковать. И в любом случае, – Джон убрал оружие, – оно тебе не понадобится.

Перед ними лежала карта Берлина. Джон остался доволен. Питер, отлично, ориентировался в городе, разбираясь в метрополитене и трамваях. Мистер Кроу заселялся в отель «Адлон», на Унтер-ден-Линден. Из трехкомнатного люкса открывался вид на Бранденбургские ворота. Тем не менее, герцог считал, что знание транспорта еще никому не мешало.

– Держи, – Джон протянул юноше серебряный портсигар, – и повтори, что тебе надо сделать.

Питер вздохнул:

– В нем сломана защелка. На третий день по приезду, я должен прийти в ювелирный магазин на углу Фридрихштрассе и Кохштрассе. У них есть мастерская по ремонту. Мне надо сказать: «Это семейный портсигар, очень дорогой». Ответ:

– Не извольте беспокоиться, все будет в порядке…, – герцог, внезапно, усмехнулся:

– Лавка, кажется, со времен Фридриха Великого на том углу помещается. Династия сложилась…, – он затянулся папиросой: «А дальше?»

– На следующий день я забираю портсигар, – отчеканил Питер, – и нахожу в тайном отделении место и время встречи с человеком из антигитлеровского подполья. Получаю материалы, увожу сюда. Дядя Джон, – он поднял лазоревые глаза, – а почему вы ничего не положили в портсигар? – спросил Питер: «Сейчас, я имею в виду».

– У группы есть радиопередатчик, – сварливо, ответил герцог:

– Если узнаешь что-то срочное и важное, приходи опять в мастерскую. Материалы принесешь в портсигаре, шифровать ты умеешь…, – Питер отлично разбирался в математике. Кивнув, он стал рассказывать герцогу о семье графа фон Рабе. Джон, записывая, напряженно думал:

– Наримуне? Или, может быть, Лаура? Чушь. Лаура чиста, она вне подозрений…, – мисс ди Амальфи два года отработала в посольстве в Риме. Для всех она была младшим секретарем, ответственным за выдачу виз. Для Джона и Уайтхолла, ее звали Канарейкой. Канарейка собирала информацию о военном потенциале Италии и предполагаемом альянсе страны, с Германией и Японией. Формально она подчинялась министерству иностранных дел. Отчитывалась Лаура Хью Синклеру, своему непосредственному руководителю, в Секретной Разведывательной Службе, и Джону, ответственному за безопасность короны и страны в целом. Джованни не подозревал о настоящей работе дочери, хотя Лаура получила разрешение все рассказать отцу. Джованни доверяли, но, насколько знал Джон, девушка, пока молчала.