Набег - Алексей Витаков Страница 44

* * *

В полночь отряд казаков въехал в Студеное. Прошли селение. Двигаться приходилось почти на ощупь. Такая стояла тьма. Может, и к лучшему для глаз, иначе бы увидели место недавнего сражения. Весь берег был изрыт копытами тысяч и тысяч лошадей. Татары переправились полностью совсем недавно. Но отдать должное Кантемиру-мурзе, вместе со своими павшими воинами он приказал похоронить и убитых казаков.

Свеженасыпанный курган пах влажной землею, горьковатым весенним ветром и глухим горем. Благо в темноте его не было видно. Казаки спустились к воде. Рогат приказал зажечь два факела: один должен гореть на правом, другой на левом берегах во время всей переправы.

— Мордыван, пошел! — отрывисто скомандовал Рогат. — Да под ноги там смотри!

— Ты б меня не учил, десятник, как по броду в Студеном хаживать! Я ведь сам, чай, отседова.

— Ну, коль отседова, так и смотреть не надобно?

— Ты б не так лучше сделал, Рогат! — Мордыван напряженно пытался разглядеть под ногами коня воду реки.

— А как?

— Давай-кось я перейду, да на том бережку огонь закреплю, а сам вернуся за другим и коня его под уздцы возьму да поведу, чтобы, значится, не оступился. Так вот за каждым и схожу. Без меня по такой темени всех смоет.

— Эх, коня жалко. Застудим, брат. Конь-то хорош у тебя.

— Конь-то хорош, а казаки еще лучше!

— Верно говоришь, Мордываша. Вернемся когды, вот война закончится, я тебе, клянусь саблей Гуляя, самолично коня хорошего подарю.

— Да ты шибко, Рогатушка, не торопись. Жив пока еще мой Ущип. Глядишь, може, и других лошадок переживет.

Переправлялись долго, более часа. К концу Ущипа трясло крупной дрожью, да и сам хозяин коня в сапоги начерпал, будь здоров. Но Мордыван, казалось, не чувствовал хлюпающей в сапогах воды. Бегая вокруг своего саврасого, он растирал рогожей его ноги, живот, пах, приговаривая:

— Эх, не така бы, брат, темень, я бы тебя по поженьке-то прогулял. Мигом бы согрелся. А тут, вишь, брат, чего деется-то. Ты потерпи, кипяточек мой, потерпи, голубчик!

— Идем цепью, след в след. Мордыван первым! Ну, пошли, казачки! — Рогат дернул узду.

Кобелев рассчитал очень точно. Отряд Рогата подошел к лагерю турок незадолго до рассвета. Оставалось даже немного времени, чтобы выслушать приказы и спокойно помолиться перед атакой.

Только чуть засинел рассвет и стало немного легче глазу, Рогат потянул саблю. Серый клинок зашипел в ножнах, сверкнул ледяной сталью и вымахнулся, словно не рука человека владела им, а сам он был живым и обладал собственной движущей энергией.

— За дело, братцы! Все всё помнят? — Рогат широко распахнутыми глазами смотрел на неприятельский стан.

— Любо! — раздалось в ответ.

И отряд полетел по утренней, озябшей, еще не очухавшейся ото сна земле.

Построение было простым: шли парами друг за другом, стараясь не отставать, как велел Кобелев. Главная цель — Селим-паша. А коли не получится с ним повидаться, то разок-другой насквозь пройти лагерь. Разрезать его на части. Внести панику в ряды противника.

Дремлющих часов смели, затоптали. Ворвались в лагерь и стали рубить и колоть пиками спящих, таранить грудью коней шатры и палатки.

— Мордыван, порох! — Рогат указал саблей на мешки, сложенные горкой друг на друга. Мордыван кивнул, запалил факел и швырнул. Попал точно в нижний мешок. Огонь метнулся по ткани, секунду-другую обживался на новом месте, а потом — ахнуло!

Один раз, другой, третий! Взрывы следовали один за другим. В воздух вместе с комьями земли взлетали тела людей, оторванные конечности, походные котлы и оружие.

Рогат оглянулся. Никого из товарищей позади не было. Он собирался уже выходить из сечи, как вдруг прямо перед ним появился человек. Сабельный шрам наискось тянулся через все лицо. Рогат понял, что перед ним сам Селим-паша. Его внешность Кобелев описал очень подробно. Человек поднял пистоль и прицелился в грудь казаку. Рогат дал шпоры коню, но тут же почувствовал резкую боль в груди. Стало трудно дышать, а в глазах запрыгали ярко-красные обручи. Уже из последних сил казак замахнулся и обрушил свой клинок на противника, стараясь угодить туда, где белел шрам. Голова Селима-паши раскололась лопнувшим арбузом. Кровь рванула фонтаном, обагряя дорогую одежду.

Одинокий конь вынес мертвое тело казака далеко в степь. Этот конь был единственным, кто остался в живых из отряда Рогата.

* * *

Когда раздались взрывы пороховых запасов турок, Кобелев находился на своем привычном месте: на втором ярусе лобной части забрала. Он лучше других понимал, отправляя казаков в этот опасный рейд, что только чудо может помочь кому-то остаться в живых. И потому как рванули мешки с порохом, атаман понял, что чудо не произошло. Он глубоко вздохнул. Утрата невосполнима, как и все потери в этой бойне, но теперь татарское войско лишено штурмующей силы. Стрелами да пиками, как показала практика, много не навоюешь. Неужели ему, старому поместному излегощинскому атаману, вновь удалось опередить хана Джанибека? Только он успел подумать об этом, как раздался страшный взрыв. Но на этот раз рвануло уже не во вражеском стане, а с правой стороны крепости. Настил, на котором находился атаман, со скрипом повело в сторону. В небо взметнулись бревна, служившие стяжкой, несколько надолбов вывернуло и бросило на крепостной двор, забивая насмерть находившихся неподалеку людей. В образовавшуюся брешь со звериным криком бросилось татарское войско.

Хан Джанибек тоже в эту ночь решил воспользоваться кромешной тьмой. Несколько мешков с порохом были подложены под правую стену, где меньше всего неприятель ожидал штурма. Да и понимал крымский полководец, что защитники крепости доведены до полного изнурения и, скорее всего, ничего не услышат. Впервые в этом противостоянии казачий атаман не смог предугадать действия соперника, хотя и делал все совершенно правильно.

Над настилом показалась татарская голова в меховой шапке. Кобелев рубанул от плеча и раскроил череп непрошеному гостю, но при этом сам едва устоял на ногах. Дым не давал дышать. И без того нездоровое сердце атамана с превеликим трудом выдерживало каждый день штурма. Он сделал шаг назад, чтобы перевести дух. Когда поднял голову, то увидел перед собой еще одного крымца, но уже идущего по настилу. Атаман собрал в кулак оставшиеся силы, выписал в воздухе четыре хитрых дуги и нанес удар с резким оттягом чуть ниже неприятельского уха. Косматая, черная голова прокатилась по доскам и свалилась вниз прямо в толпу сражающихся. Кобелев опустил саблю, тяжело переводя дух. Вдруг мелькнул где-то рядом листовидный наконечник пики. В следующее мгновение сразу четыре острия вонзились в тело атамана. Били снизу из-под настила.

— Вот же ж нехристи! — успел сказать атаман и тут же был поднят на копья. Уже мертвое тело бросили на землю, топтали ногами, плевали, изрыгая самые гнусные проклятия. Подскочивший с визгом татарин отсек голову, схватил ее за волосы и, подняв на уровне своего лица, стал яростно потрясать, забрызгивая алыми каплями себя и сгрудившихся вокруг.